Последний день года - Лена Александровна Обухова

Морозов еще не успел добраться до окна, когда хлопок повторился, заставив его на мгновение притормозить. Убедившись, что стекла по-прежнему целы, Морозов сперва посмотрел на соседние участки, предположив, что стреляют оттуда. Однако эта версия не подтвердилась: свет в доме все так же горел, сам он оставался тих и спокоен, у окон никто так и не появился. На участке стрелка́ тоже не было заметно.

Тогда Морозов метнулся ко второму окну, пытаясь обнаружить, на какой части дороги находятся Павел и Олеся. Однако, сколько он ни скользил усиленным оптикой взглядом по освещенной улице, так и не смог обнаружить парочку. То ли они мастерски льнули к заборам, то ли вообще пошли как-то иначе… Интересно, есть ли где-то между участками проход к лесу?

— Что там происходит? — спросила Вероника, так и остававшаяся рядом с люком. — Ты видишь ребят?

— Нет… — признал Морозов, отнимая бинокль от лица и поворачиваясь к ней. — Их нигде…

Договорить он не успел: в доме вдруг погас свет.

Глава 19

Сперва вокруг стало так темно, что сердце тревожно забилось в панике. Только этого еще не хватало! Теперь они будут совсем беспомощны…

Однако через пару мгновений пришло осознание, что освещение погасло только в доме, а фонари на улице продолжают работать и их свет все еще льется через окна внутрь. Постепенно глаза адаптировались к меньшему его количеству.

— Что происходит? — испуганно всхлипнула Вероника, едва свет погас.

— Все в порядке, — заверил ее Морозов, как только понял, что случилось, — это просто пробки. Судя по всему, здесь такое случается. Я сейчас все исправлю. Оставайся на месте.

Он накинул на шею ремешок бинокля и двинулся к люку. Ближе к окнам ориентироваться было уже легко, но у входа в мансарду тени становились гуще. Тем не менее Морозову удалось найти Веронику и взять ее за руку, чтобы она почувствовала себя спокойнее.

— Побудь здесь, а я спущусь и включу автоматы. Я знаю, где щиток, видел его в цоколе, когда осматривал его.

— Нет, я пойду с тобой, — отрезала Вероника, вцепившись в него с такой силой, какой он в ней даже не подозревал. И только тогда Морозов понял, что они вдруг перешли на «ты».

— Хорошо, — улыбнулся он, хотя она вряд ли смогла бы разглядеть это в темноте. — Идем. Только осторожнее.

Пока они спускались, Морозов пытался вспомнить, где оставил фонарик, когда вернулся с цокольного этажа. Кажется, он дошел с ним до кухни. Его определенно стоило найти, поскольку внизу почти нет окон, а значит, будет очень темно.

— В чем дело? Что случилось со светом? — спросила вдруг темнота голосом Дарьи, когда они добрались до лестничного холла.

Морозов обернулся на звук ее голоса и присмотрелся. Здесь было темнее, чем в мансарде, поэтому ему с трудом удалось разглядеть приоткрытую дверь хозяйской спальни и высовывающуюся из нее Дарью. По всей видимости, оставаться одной в темноте за запертой дверью ей оказалось страшнее.

— Пробки выбило, — лаконично объяснил ей Морозов. А потом подтолкнул Веронику к комнатам и заявил: — Лучше останься здесь. Бродить в темноте опасно. И мне будет сложнее, чем одному.

— Только не у меня! — поспешно отозвалась Дарья и захлопнула дверь. Вновь щелкнул замок.

— Тогда у себя, — решил Морозов, радуясь наличию альтернативы.

Вероника попыталась протестовать, но не слишком активно. Было видно, что оставаться одной ей страшно даже за запертой дверью, но она слишком привыкла подчиняться, а потому в конце концов согласилась с ним.

Убедившись, что она заперлась, Морозов на ощупь спустился на первый этаж и здесь сразу заметил луч фонаря, скользящий по холлу с порога гостиной.

— Гриша? — настороженно позвал он.

— Я здесь, — с готовностью откликнулся тот. — Кажется, пробки выбило, да?

— Похоже на то.

Морозов преодолел последние ступеньки и подошел к Григорию, так и топтавшемуся у порога с фонариком в руках. Немного смущаясь, тот сообщил ему:

— Щиток в цокольном этаже.

— Я знаю. Пойдем посмотрим его? — предложил Морозов, полагая, что вдвоем будет проще и безопаснее.

Сразу стало понятно, почему Григорий смущался: насупившись, он мотнул головой, избегая смотреть Морозову в глаза.

— Я не пойду туда. Терпеть не могу всякие подвалы…

— Это не подвал.

— Все равно! Вдруг это ловушка? Вдруг там у щитка уже кто-то поджидает?

— В доме никого, кроме нас.

— А если кто-то смог сюда проникнуть? Ты запирал дверь за Павлом и Олесей?

Морозов задумался над этим вопросом, но вспомнить так и не смог. Скорее, все же нет, но и предположить, что кто-то успел за это время проникнуть на участок, тоже было сложно. Он ведь смотрел за дорогой, искал взглядом Павла и Олесю, заметил бы, если бы кто-то шел к ним.

Правда, самих Павла и Олесю он тоже так и не смог обнаружить. И кто-то же стрелял…

— Тогда дай мне фонарик, я сам посмотрю. А ты иди к Веронике. Запритесь вместе.

— Не хочу я запираться с ней! — возмутился Григорий. — Ты так и не понял, что она может быть опасна?

Морозов раздраженно вздохнул, забрал у него фонарик и покачал головой.

— Делай что хочешь, Гриш, ты большой мальчик. Можешь и сам позаботиться о своей безопасности.

Бросив эти слова с нотками раздражения в голосе, Морозов направился к двери, ведущей на цокольный этаж.

Двигаться приходилось медленно, сперва как следует осматриваясь и постоянно напряженно прислушиваясь. Однако этаж казался таким же пустым и безжизненным, как и при первом осмотре.

Щиток тоже не оправдал ожиданий: все переключатели уверенно смотрели вверх, а значит, дело не в пробках. Тогда что же случилось?

Морозов вернулся на первый этаж и уже собирался подняться к Веронике на второй, когда в свете фонарика вдруг заметил неподвижную фигуру в прихожей. Вздрогнув от неожиданности, он посветил на нее. Это оказалась Олеся. Ссутулившись, она сидела на скамье, не разувшись и не раздевшись, и безучастно смотрела в пустоту перед собой. Снег, в больших количествах налипший на ее одежду, подтаивал и беззвучно осыпался на пол.

— Олеся? — удивленно позвал ее Морозов, осторожно приближаясь. — Что случилось?

Он сам не знал, чего опасается: внезапного нападения с ее стороны или просто напугать явно впавшую в прострацию женщину.

— Ничего, — бесцветным голосом отозвалась она. — Паша велел мне вернуться. Снег слишком глубокий. Мне было тяжело идти. А что со светом?

— Я думал, что пробки. Но щиток в порядке. Может, провод какой-то оборвало… Хотя фонари уличные