Не воротишься - Надежда Вадимовна Ларионова

Аня дернулась, что-то в размахе его плеч напомнило о «том». «Тот» – так его все называли. Чтобы не травмировать Аню.

– Пуговка, золотце. – Папа сел перед Аней на корточки и погладил тихонько, сначала по кончикам пальцев, потом по запястью, чтобы привыкала, вспомнила папку. Аню замутило. От прикосновений его и от запаха, сильнее всего от запаха кожи. Мужской кожи.

Широкий, чужой, наевший пузико папа, такой живой по сравнению с высохшей соломинкой мамой.

Папа не боялся за Анино будущее. Приносил ей учебники и даже пытался что-то растолковать, путаясь в словах, буквально на пальцах объясняя алгебраические задачки. «Пойдешь в вечернюю школу, выучишься, на работу тебя устроим, что ты боишься, вся жизнь впереди!»

– Мама, папа. – Два встревоженных лица обратились к ней. – Я не вернусь с вами. Я уже все решила.

Папа вскочил:

– А жить-то будешь где? На что?

Мама закрыла лицо руками.

– Место я здесь нашла, свое место.

Аня приняла от мамы тоненький красный кошелек. И написала адрес «своего места», Радиной квартиры.

– Жду в гости в любое время, – сказала Аня. Она уже знала, что больше они не приедут.

* * *

– Не берет трубку, и мужик ее не берет, как будто провалились они оба, понимаешь? Под землю, под лед, не знаю. И это ведь моя вина.

Игорь метался по первому этажу, сбивал кулаками углы – костяшки уже налились синим и закровили. Прижимал к уху телефон с разбитым экраном. Ничего? И вновь бросал его об стену.

– Але, але, слышно меня? Хочу сообщить о пропаже, дочка у меня пропала. Да, Надежда Игоревна…

Аня – обслуживающий персонал. Подай паспорт, принеси барсетку, не ту, да брось, давай, где ключи от машины, сам поеду искать. Ты в одну сторону, я в другую. Ты же поедешь, правда? Как иначе, мы же с тобой заодно, мы же семья?

Аня покивала: конечно, – и послушно села в холодную консервную банку, которую Игорь ей подарил к свадьбе. Машина долго не заводилась, клокотала, урчала утробно, противилась неразумному решению – зачем по метели, в полумраке поселковых дорог, крутиться, метаться…

Но вот двигатель раздухарился наконец, и Аня погребла через метель и ночь. Полиция, больницы, морги. Телефон звонил, отчитывалась сбивчиво, будто сама не своя от волнения. И снова кругами по поселку, по ближайшим деревням.

Дворники терли стекло непрерывно, колеса с усилием проворачивались на заметенных грунтовках. Игорь дал список адресов всех друзей и приятелей, одноклассников и даже садиковских одногруппников – а вдруг? Всех обзвонить и объехать, третий день ни ответа ни привета, как сквозь землю провалилась.

Аня остановилась на перекрестке трех дорог. Ведьме тут самое место, путников сторожить. Села в снег, лицом зарылась в холодное, колючее. На шее будто снова сомкнулось черное щупальце. Как тогда. Нужно позвонить ему. А лучше приехать. Встать перед Игорем на колени и как на духу: я душегубица, накажи, как знаешь, прогони, волю твою принимаю.

Аня обхватила себя руками, зубы затрещали во рту, ведьма зажмурилась и позволила наконец случиться… Тому, что давно суждено было.

Холод от снега пополз вверх по ногам, по спине, захватывая поясницу, сдавливая грудь, шею. Аня хватала ртом воздух, скребла по горлу – нет, нет! И тут руки будто прошибло током, так что Аня упала на спину, перевернулась, сжалась в комок. Боль хлестала ее от затылка до крестца, черная, огненная, ей казалось, что позвонки вот-вот вывернет наизнанку, что плоть разорвет изнутри. Аня заставила себя поднять руки и посмотрела на них. И вместо кровавого месива увидела на месте своих рук – щупальца. На месте ног – щупальца. Шатаясь, кривясь от спазмов, то затихающих, то накатывающих вновь, Аня подползла к машине, подтянулась и заглянула в зеркало заднего вида. Гладкий кожаный мяч с безвекими бельмами – это ее лицо.

* * *

Кровавая полоса и следы двух пар ног вели к дому. К дому одичавшему, коренастому, уставившемуся на Аню по-циклопьи единственным окном. Щупальца вздрогнули – туда. И Аня последовала зову, стелясь по снегу, как черная тень, гибкая и сильная, осьминог, подкрадывающийся к добыче. Дверь скрипнула и поддалась. И за дверью Аня увидела троих.

Одну мертвую совершенно точно, по всем канонам. А другие… Лежали рядом, как две половинки разбитой фарфоровой чашки, две половинки, которые не поленились подобрать с холодного пола и любовно склеить. Оба – ее братья по проклятию, за спинами едва заметные щупальца, вон они, чуть покачиваются в черной тени. Видят ли они, знают ли они? Или вечно будут сидеть в кольце собственной вины, не способные ни отказаться от силы совсем, ни принять свою новую жизнь. Аня посмотрела на их успокоенные друг другом лица: дураки. Встретимся ли мы еще, когда вы простите себя?

Аня обвила щупальцами окоченевшее тело Нади и рывком стащила со стола. Лежащие вздрогнули, будто один многорукий-многоногий комок. Но не проснулись. Только приникли друг другу плотнее.

Тело было легким, как будто птичьим. Аня выволокла его на мороз и затворила дверь. Неужели между ними была та теплота, которую Аня так искала? Аня выперстала щупальце вперед и выжгла на приступке крыльца: «Иди».

Скрутила тело, обхватила покрепче и поволокла к машине.

* * *

Целых бутылок оставалось все меньше, закуски подъели, так что между кружками сыра и колбасы тут и там зияли фаянсовые дыры. Разговор не клеился, и поминающие начали разбиваться на группки. Игоря увели курить на улицу, и к Ане тут же подсела Марья Николавна. От нее пахло потом и мокрой шерстью – платье оказалось слишком жарким для натопленной поминальной.

– Ну, – протянула Марья Николавна, будто они начинали прерванную беседу. – Что Игорь? Обручаться планируете?

– Если вы про церковь – то нет. Я вообще-то атеистка.

Марья Николавна подняла брови, губы ее уже вытянулись в удивленном – о как! Ведьма-атеистка, это сильно. Но вовремя схлопнулись в вежливую улыбку.

– А если вы про ЗАГС, то мы уже.

– О-о-о, – не выдержала Марья Николавна и схватила Аню за руку. Аня сжала зубы и позволила ей, наглаживая Анины пальцы, пролепетать сбивчивые поздравления и пожелания «сделать нашего Игорька счастливым». Ни о каком ее счастье, видимо, речи не шло. Впрочем, этого Аня и не ждала. Лишь бы не было сцен, криков и некрасивых выпадов в сторону Игоря. Он и так натерпелся.

Он ведь тоже пришел к Ане с улицы. Постучал в металлическую дверь. Закрыто. Он стучал