По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева

— Ты считаешь, нам нужен этот взрыв в Лахоре? — спросил Горюнов, из окна машины увидев мечеть Бадшахи. Купола за высоким забором напоминали вершины трех воздушных шаров, которые заперли в красно-кирпичной ограде, чтобы не улетели, а минареты по периметру казались опорами для привязи этих шаров. Эта мечеть навела его на мысль о суфийской мечети Дата Дарбар. Петр знал, что объект для самоподрыва смертника будет находиться рядом с ней. — Тебе он нужен?

— Я не в силах, не в праве его отменить. Его готовили до меня. — Она тронула шахаду, качающуюся под зеркалом заднего вида. — А я сама уже ничего не хочу. Вернее, хочу, — она вздохнула, — забраться в какой-нибудь шкаф и не выходить оттуда.

— Ты сейчас только жить начинаешь, — возразил он, выискивая улицу, куда надо свернуть. Его иракская школа вождения позволяла ему передвигаться по Лахору в том хаотичном потоке, какой циркулировал по городу. — Ты как раз таки сидела в шкафу до сей поры. Надо выбираться.

Они ехали так медленно, теперь угодив в затор из тук-туков и мотоциклистов, что за ними уже с полкилометра плелся нищий с бельмом на глазу и убеждал Петра дать ему денег. Привыкший давать милостыню в Турции и в Ираке, Горюнов было дал ему мелочь, но попрошайка упорствовал. Петр отмахнулся привычным жестом, коих знал превеликое множество. Интернациональный жест бельмастый понял и отвалил.

Наконец Горюнов припарковался около жилого дома из трех нависающих друг над другом, лесенкой, этажей. Мусорная куча лежала прямо посреди двора, рядом с биллиардным столом. Вокруг кучи роились мухи и бегали очень смуглые голопузые дети в пластиковых шлепках кислотных цветов.

Джанант и Петр, конечно, внешне отличались от местных. В них безошибочно узнавали арабов, но их много живет в Пакистане, в том числе и беженцев из Сирии и Ирака. Подъезд оказался загаженным не меньше чем двор. На зарешеченной входной двери висела реклама порнофильмов, которые крутили здесь же, в доме, на первом этаже в мини-кинотеатре, напоминающем видео-салоны в Москве девяностых годов, когда американцы присылали вместе с гуманитаркой и свои фильмы, оболванивающие и растлевающие пацанов.

Квартирка оказалась еще более крохотной, чем та, в Равалпинди, но более чистой. На полу лежали цветные половики, на окнах висели кружевные белые шторы. Однако стояла страшная духота, а стоило открыть окно, так снаружи еще и тянуло гнилью от помойной кучи во дворе.

Из опыта понимая, что свет и воду здесь отключают безо всякой системы, Петр принял душ, пока была возможность, и вышел прогуляться. Поиграл в биллиард с соседями, прошелся по близлежащему кварталу, где к вечеру народ, как и везде, притомившийся от дневных забот и жары, выползал во дворы, кучковался в открытых кафе, напоминающих стихийные точки общепита с грязноватыми объемными сковордами-вог в центре «композиции». В чанах с зауженным горлышком готовили фуль из фасоли, продавали свежеиспеченные лепешки. Пахло не всегда свежей едой, да и повара-торговцы не внушали доверия, чумазые босоногие в засаленной одежде.

В Ираке Горюнов не брезговал покупать у таких же торговцев еду, приготовленную в таких же уличных условиях. Но там он жил много лет, знал у кого покупать и давным-давно адаптировался к местной воде и специям. Перчили пакистанцы все немилосердно. Петр расчихался только пройдя мимо такой забегаловки. Единственное, на что он решился, купил лепешки и немного овощей, рассчитывая, что Джанант приготовит что-нибудь сама. На улицах пахло бензином, помойками, жареной едой и чужим городом.

Поздно вечером Джанант все же справилась с плитой, работающей от подтравливающего газового баллона, и приготовила смесь из овощей. Горюнов умял ее рагу и вымыл посуду, демонстрируя равноправие, чего не стал бы делать ни дома, в Москве, ни с Зарифой. Тут следовало подзабыть замашки иракского мужчины, считающего любую женщину прислугой. Джанант все же несколько другого полета птица, не стоит ей показывать, что у нее кроме перьев, когтей и клюва, хоть и довольно острого, нет ничего, никакого оружия, которое помогло бы ей справиться с мужчиной. Она просто, как и птичка, невесомая горсть перьев и пуха.

Пускай испытывает хотя бы эфемерное чувство силы и мнимой защищенности. Вряд ли она когда-нибудь по-настоящему испытывала эти чувства. Она неглупа, неромантична, во всяком случае, теперь романтика рассеялась.

— Когда ты будешь встречаться с группой, которая готовит шахида? И где они его держат?

— За городом. Утром поедем туда. Нет необходимости встречаться со смертником, с ним работают мотиваторы. У него должно остаться одно желание — умереть. На этой стадии обработки он отрешен ото всего, испытывает отвращение ко всему, его нельзя сбить случайно сказанным словом, чем-то относящимся к обычной, веселой счастливой жизни. Если она вообще существует, эта жизнь, — грустно добавила она.

— Ты сама ведь не собираешься никого взрывать?

Джанант краем шарфа прикрыла нижнюю часть лица.

— Одно время я думала об этом… — сказала она вдруг, когда Горюнов подошел к окну с сигаретой и закурил. Он уже не ждал ответа. — Даже влезла в одну историю, меня начали готовить, и процесс был почти завершен. Вовремя меня отыскали люди отца и прикончили тех, кто меня обрабатывал. Они не знали, чья я дочь. Почему ты молчишь?

Он смотрел в окно на темный двор, только над биллиардным столом тускло горела лампа от автомобильного аккумулятора. Сорокаградусная дневная жара позволяла передохнуть от нее только по ночам, когда температура опускалась на двадцать градусов ниже.

Горюнов не хотел никак комментировать откровения Джанант, потому что испытывал разочарование. Человек, подвергшийся такой психоломке, вряд ли сможет остаться нормальным. Психика уязвима. Наверняка поэтому Джанант подчинилась его воле, подспудно склонная искать более сильного — лидера. По счастью, Петр оказался на тот момент сильнее, чем ее отец.

После тяжелой душной ночи они съездили за город. Небо затянуло тучами, но жара не ослабевала. В загородном доме со спутниковой антенной на крыше, во дворе, огороженном высоким белым забором, пахло цветами, разросшимися по краям площадки, на которой стояли два синих джипа.

Розы, мини-пальмы, колючие хитросплетения алоэ. Дом выглядел бы как тихая вилла с садовником-энтузиастом — слишком много цветов и слишком много надо поливать в жару под пятьдесят градусов, но под навесом крыльца, увитого цветущими лианами, сидел парень в шлепанцах на босу ногу, в сером шальвар-камизе, с автоматом Калашникова на коленях. Он не походил на садовода. Довольно наглая его рожа лоснилась от пота, но он не снимал традиционный шарф, обмотанный вокруг шеи.

— Прихлопнуть бы этого самодовольного придурка, — шепнул Горюнов из-за спины Джанант.

Девушка едва заметно кивнула. Она надела в этот раз свой привычный наряд — абайю и