По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева

— А моим подопечным стоит говорить, что Эдли церэушник? С одной стороны это может их заинтересовать, а с другой — как бы не заробели.

— И все-таки, стоит, да еще приписать ему пару эпизодов борьбы с даишевцами. Главное, чтобы звучало правдоподобно. Но ты известный краснобай, — Виталий улыбнулся просительно.

— Сомнительный комплимент.

Солнце довольно быстро начинало сползать с небосклона, словно старалось опередить спускаемые флаги Пакистана и Индии или уйти с ними синхронно. Публика кричала разноголосо и разноязыко — на урду, хинди, английском, французском. Аплодировали пограничникам.

— Ты поторопись, — посоветовал Виталий. — Сейчас народ будет разъезжаться, простоишь в пробках. А когда ты собираешься в Афганистан?

— Поедем в ближайшее время, день-два. У меня, боюсь, будут проблемы со связным там. Видимо планировалось использовать твоего связного, но раз, говоришь, его повязали, то и у меня могут возникнуть осложнения.

…Осложнения начались раньше. И дело было не в прибытии Хатимы. Несмотря на то, что Хатима фактически работала на два фронта — и на Наваза, и на Разию, за которой теперь стоял российский Центр, Горюнов принял решение не открывать ей карты и потребовал того же от Джанант. И, учитывая, что Хатима знала Джанант еще по Эрбилю, было сомнительно, поверит ли она в ее удивительное перерождение.

Горюнов попросил Джанант никак не демонстрировать то, что она узнала Хатиму. Сколько таких вдовушек и жен боевиков она встречала в своих путешествиях по тылам ИГ в Сирии и в Ираке! Они все должны быть для нее на одно лицо. И Хатима сочла за благо промолчать и словом не намекнула на то, что встречала раньше Джанант. Отмалчивалась, выглядела нелюдимой. А больше всего заробела перед Петром, появившимся вечером после встречи с Виталием Александровым.

Он тоже не был расположен с ней общаться. Слишком устал. Выпил чаю с молоком, как принято в Пакистане, мысленно ругая англичан, научивших пакистанцев так пить чай. Бабушка Горюнова называла такой чай с молоком «мурцовкой». Это Джанант ему налила, решив вдруг за ним поухаживать. Петр расценил внезапное внимание Джанант как следствие появления на горизонте конкурентки в борьбе за внимание единственного в их компании мужчины. То ли инстинкт, древний как мир, то ли нечто большее.

«Только этого мне не хватало», — подумал Петр, уныло глядя на мутный чай в чашке, который все же пил, чтобы не обижать Джанант.

Назавтра, после очередной удушающей жаркой ночи, Горюнов вдруг почувствовал себя больным. Раскалывалась голова, подташнивало. Не привыкший болеть Петр стал еще мрачнее и гаркнул на подошедшую Джанант, вознамерившуюся потрогать его лоб. Она наметанным глазом врача сразу поняла, что с ним что-то неладно.

— И все-таки мне лучше тебя осмотреть, — строго сказала Джанант. Хатима испуганно выглядывала из-за ее плеча.

Петр смирился и, описав свое состояние в деталях, услышал неутешительный вердикт: «малярия».

— Комарики, комарики, — не без ехидства заметила Джанант. — Все высовывался в окно, курил. Это еще в Равалпинди. Там и река рядом. Налла Лай.

— Вот тебе и Лай, — знобливо поежился Петр. — Может, сегодня выдвинемся в Афганистан? Потревожим Наваза? Не станем дожидаться завершения истории с акцией около Дата Дарбар? Этих бесноватых вероотступников давно пора повзрывать, — слова предназначались для Хатимы. Она привычна к таким разговорам, пускай не расслабляется.

Сам Горюнов считал суфийское учение, в общем-то, ересью в исламе, но занимательной и не лишенной философского смысла, а танцующих дервишей в Турции уже давно превратили в шоу для туристов. У Петра дома был свой дервиш. Маня могла крутиться на одном месте, до головокружения… у родителей.

— Я должна проконтролировать, — возразила Джанант, и он уловил в ее голосе командные нотки.

— Ну хорошо, проконтролируй, — с усмешкой согласился он. — Только как бы не перекрыли выезды из города после всего. Ничего, — утешил он свой бабский гарнизон, — мы как во втором тысячелетии до нашей эры сядем на дромадеров и, как наши предки, арабы, поедем через пустыню из Сирии в Месопотамию.

— По-моему, ты бредишь, — Джанант принесла на кухню свой саквояж и достала оттуда таблетки от малярии. — Пей, уважаемый Кабир, а то мы ни до какого Афганистана не доберемся…

Они и не добрались. Через несколько часов после страшного взрыва, разорвавшего автобус с полицейскими позади мечети, район оцепили слишком быстро. Как видно из-за температуры Петр соображал не так быстро как обычно. В толпе их с Джанант оттащило друг от друга. Хатима оставалась дома. Ее не посвящали в детали нынешнего дела. Когда Джанант, словно океанский волной, отбросило от него, он еще какое-то время видел ее испуганные глаза, мелькавшие над плечами мечущихся в панике людей.

Лицо Горюнова покрывала испарина и от сорокаградусной жары, и от болезни, и от страха. В толпе возникли неконтролируемые чувства. Всколыхнулись ощущения почти двадцатилетней давности, когда американцы бомбили Багдад.

Он бы сам никуда не бежал (ему нужно было время сориентироваться), но толпа влекла его, причем, не от мечети, как он ожидал, а наоборот ближе к месту происшествия. Любопытство пересиливало здравый смысл и многолетний негативный опыт пакистанцев. Мог ведь прозвучать повторный взрыв, тогда к уже разбросанным по мостовой окровавленным полицейским прибавилось бы еще несколько десятков пострадавших за чрезмерное любопытство.

Горюнова утешало только то, что он знал наверняка — второго взрыва не будет. Однако и приближаться к месту происшествия не жаждал, понимая, что чуть пришедшие в себя полицейские начнут хватать всех подряд.

Принцип один — в толпе как правило присутствуют координаторы боевиков. Смертник не подходил к финальной черте в гордом одиночестве. Его вели до последней минуты, иногда по телефону, однако все-таки держались поблизости на случай, если он передумает. Тогда взрывное устройство, висевшее на нем, приводили в действие «добрые друзья». Ни Джанант, ни Горюнов не были теми «друзьями», в толпе находились бойцы с загородной виллы под Лахором.

Петр понимал неизбежность сегодняшнего теракта. Он не мог помешать. Порой сам себе напоминал биолога. Схожесть профессий прослеживалась определенно. Когда биолог выбирается на полевые работы, он никогда не вмешивается в явления природы. Это как путешествие в прошлое — нельзя там сдвинуть и камешек, потому что неизвестно как такое перемещение скажется в будущем. А биологи, даже испытывая щемящую жалость к выпавшему из гнезда птенцу, не должны его подбирать и выкармливать, тем самым нарушая ход природы, естественный отбор.

Тут, на улице за суфийской мечетью, работали волки, а «биолог» Горюнов вынужден до поры до времени наблюдать. До поры до времени. Ведь хищники не догадывались, что он человек с ружьем. И оно не висит на стене, а Петр умеет и готов стрелять. Пусть не эти конкретные исполнители получат свое, но все-таки получат. Как уже получили по сусалам в Сирии. Как получили в России их группировки, пытающиеся устраивать взрывы и