По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева

— Какой? — он отвернулся к шкафу и стал раздеваться. — Просто хочу спать.

— Притомился, изменяя? — не спросила, а скорее, констатировала Саша, не решившись расспрашивать.

…Он открыл глаза в темноте камеры. Здесь стало еще темнее. На улицах Лахора наступил вечер, такой же жаркий и густой, как и все вечера, что встречал тут Петр, еще будучи свободным человеком.

Как нарочно теперь навязчиво преследовала мысль, как придут сообщать Сашке, что он пропал… или погиб. Тянуть будут до последнего, надеясь на изменения в лучшую сторону. «А может, они в самом деле наступят, эти изменения?»

Горюнов сел на матрасике и спросил в пространство по-арабски: «Что за безобразие? Хватают невинных людей прямо на улице». Ожидаемый эффект он получил. К нему подобрался тот самый араб из Басры.

— Друг, ты из Ирака? — дрогнувшими голосом спросил он, коснувшись руки Петра горячими массивными пальцами, явно привычными к тяжелой работе. — Меня зовут Заки. Я услышал твой арабский. Ты ведь из Багдада?

— Да, я из Ирака. А ты из Басры? Судя по говору, южанин. Бывал я там у вас на юге. Как в пустыне, жарища за пятьдесят. — Он вгляделся в сумрак и, кроме блеска глаз, заметил очень темную кожу. Лицо почти сливалось с темнотой.

— Я теперь туда, как видно, не вернусь, — грустно сказал Заки. И поведал ту же историю, что до того рассказывал невидимому, сокрытому темнотой камеры, собеседнику.

Горюнов посочувствовал и посоветовал потерпеть.

— Все прояснится рано или поздно. Какой из тебя террорист! Надо требовать, чтобы вмешались иракские дипломаты из посольства.

— Им нет до простых людей дела. С тех пор, как они спутались с американцами, убили Саддама, они не заботятся о простых людях. Это Саддам-сайид беспокоился о нас, строил школы и больницы. А теперь мы нищие и бесправные. Разве не так? Вот ты кем работаешь в Багдаде?

— У меня цирюльня. Даже во время вторжения всем нужно было стричься и бриться. Так что я не был в большом убытке. Хотя порой приходилось стричь в обмен на еду и просто так, по-соседски. Теперь дела пошли чуть лучше, и я смог выбраться сюда. Хоть как-то мир посмотреть, тем более исламское государство это тебе не Европа и не Америка. Тут интересное шоу на закрытии границы с Индией. Я ездил смотреть. Хотел походить по всем мечетям. Вернуться в Исламабад завтра собирался. И на тебе!

— Скорее всего, тебя отпустят, — вздохнул тяжко Заки. — Ты не сообщишь моим близким? Я дам тебе адрес. Чтобы они знали и про Джассема.

Горюнов сказал, что не стоит себя хоронить, все наладится, но адрес в Басре запомнил. Он разговаривал, не сосредотачиваясь на болтовне Заки. Думал, что если Наваз не причастен к его аресту, то в его силах помочь Горюнову выбраться и, в общем-то, в его же интересах сделать это. Удачно, что Хатима находится рядом с Джанант в Лахоре. С другой стороны, Наваз может использовать создавшуюся ситуацию, чтобы избавиться от не понравившегося ему Кабира Салима.

Горюнов «включился» в разговор с Заки, услышав, что тот заговорил о даишевцах.

— Они свели меня с теми парнями, кто был с ним, жили в одной казарме… или как у них там это называется? Один из них шепнул мне, что и рад был бы выбраться из этого «Хорасана», что это совсем не то. Он надеялся на борьбу ислама с бесноватым Западом, а на деле приходится сражаться и гибнуть за чьи-то деньги. Он сказал, что они перевозят дурь, охраняют, фасуют, — при этих словах Заки понизил голос до едва слышимого шепота: — А затем перевозят в Афганистан. Отбиваются от талибов. А в Афганистане отправляют из аэропортов в Штаты. Ну и пускай гибнут эти «евреи»! — так многие иракцы называют американцев. — А зачем, ты скажи, «Хорасан» бороться с талибами? Те ведь тоже мусульмане. Причем, в большинстве сунниты. По мне так и шииты ничего, лишь бы жили, как велит Пророк.

— Действительно, — охотно согласился Горюнов.

«Если, если… Все пока «если»… — размышлял он, присмотревшись к расстроенному лицу Заки с крупными чертами лица, с грушевидным носом и пухлыми губами наивного человека. — Алгоритм действий Джанант очевидно такой… Если ее сегодня не задержали. И снова «если»… Действовать она будет… во всяком случае, должна бы. Задействует Хатиму, а через нее Наваза. Может, Наваз продинамит ее просьбу, тогда Джанант вызовет Разию, чтобы передать сообщение об инциденте в Центр. Хотя я бы не стал дожидаться решения Наваза, а параллельно сообщил о происшествии Разие. Что в состоянии предпринять Центр в данной ситуации? Вариантов не так уж много. В Пакистане работает еще один агент, о котором мне известно — Нур, начальник Разии. Но тот хоть и выше пост занимает, трусоват и вряд ли сунется в дело, не захочет светиться. Ну и правильно. В работе агента лишний раз светиться не стоит. На его помощь рассчитывать не приходится. Российское посольство вмешаться в дело не сможет. Конечно же, я ведь гражданин Ирака. А вот сообщить может, анонимно или через третьих лиц (в таких случаях удобно использовать журналистов, причем, не обязательно пакистанских, а лучше даже иракских) в посольство Ирака в Пакистане о незаконном задержании Кабира Салима — туриста из Багдада. А еще лучше бы о моей неожиданной пропаже сообщил бы тот, кто сейчас работает вместо меня в цирюльне. Дескать, я перестал выходить на связь, и это вызвало у него определенное беспокойство. А чтобы не пришлось меня долго искать по всем городам и весям Пакистана, уточнить, что я был в Лахоре и пропал после совершенного в том городе омерзительного теракта около суфийской мечети».

Что в данном случае предпримет посольство, Горюнов не знал наверняка. В таких ситуациях работает обычный протокол. Сделают официальный запрос в МИД Пакистана, те, в свою очередь, запросят полицию Лахора, не попадался ли среди погибших в теракте в Лахоре Кабир Салим. Искать будут долго, прохождение бумаг муторное, особенно если учесть бюрократию Пакистана. Начнут ли разыскивать среди задержанных? Зафиксировали ли в общей базе его задержание?

Раньше чем через три недели и ждать шевеления не стоит. Надеяться можно, что отпустят сами, но пока его не вызывали на разбирательство или допрос. И никого из камеры не вызывали. Тут спали, храпели, ели скудную и чрезвычайно острую еду, принесенную стражниками и справляли нужду за низкой загородкой в дальнем углу, самом черном и зловонном. В камере и молились. Задержанных поднимали в положенное время. Молились на тех же матрасиках, на которых спали.

* * *

Вопреки опасениям Горюнова его освободили на второй день. В камеру для допросов, куда Петра вызвали, пришла Разия