Самая страшная книга 2014-2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Мы вылетаем на мост. За слившимся в полупрозрачную ленту решетчатым ограждением видны уходящие в сизо-серую снежную мглу поезда – мерно отстукивающие ритм свободы и путешествий, золотящиеся рядами жилых, домашних окон. Редкие пешеходы, первые рекламные огни. Светофор, горящий зеленым. Начинаются жилые дома, они поворачиваются одним, другим боком и стремительно остаются позади.

Ни с чем не сравнимое ощущение скорости.

Без преувеличения, это один из лучших дней в моей жизни. В нашей с Лю жизни.

Дима заруливает в какой-то переулок. Я снова хохочу, вспоминая ошарашенные лица водителей.

– Представляешь, если где-нибудь видеокамеры установлены, – давится смехом Лю.

– Ну и пофиг, номер все равно замазан, – сообщает Дима. Тут до него доходит, что именно мы имели в виду, и он тоже смеется.

– А ведь мы почти у меня дома, – произносит он вдруг. – Хотите в гости?

– Даже не знаю… – смущается Лю.

Я поднимаю голову: над нами в снежное небо уходят яркие стены жилых многоэтажек. Россыпь окон, в некоторых из которых уже зажглись мягкие огни. Хочу в гости, еще как. Да что там – хочу жить в одной из тех квартир наверху… Я вдруг понимаю, что думаю о себе в единственном числе, и мне становится неловко перед Лю. Согласиться? А если нас увидят Димины родители, что они скажут? Как отреагируют? Ужаснутся? Начнут жалеть?

И пока я раздумываю над ответом, подкрадывается удушье. Сильное. Аж темнеет в глазах. Внезапно мы чуть не падаем, потому что нога Лю подкашивается, а на своей я удержать нас обеих не могу. Мы хватаемся за мотоцикл, я вытаскиваю из кармана куртки кислородный баллончик и маску и сую Лю. Она судорожно дышит, дурнота понемногу отступает. Мы давно привыкли к таким приступам, но именно сейчас мне почему-то становится очень страшно. Я вспоминаю многочисленные предупреждения врачей о том, что из-за кислородного голодания мозг моей сестры может быть однажды серьезно поврежден. Я дышу, дышу изо всех сил. Помогаю ей.

Дима прыгающим пальцем возит по экрану телефона.

– Эй… Давайте скорую вызову?

– Не, не надо, все уже хорошо, – говорит Лю.

– Такое иногда бывает, – успокаиваю я парня. – Ничего особенного. Поехали обратно, а то нас в интернате искать будут.

Обратно мы едем в молчании. Все наше веселье осталось у стен разноцветных многоэтажек. Я почему-то снова думаю о Русалочке. За всю историю медицины никто с сиреномелией не доживал до совершеннолетия. У сиамских близнецов шансов куда больше. Пока мы с сестрой располагаем неплохой перспективой дожить до старости. Если состояние позвоночника и легких Лю не сильно ухудшится.

Поздно вечером мы лежим в кровати и слушаем нескончаемый скрипучий вой, сквозь все перекрытия доносящийся со второго этажа. Сегодня его слышно особенно отчетливо. Что должно происходить с человеком, чтобы он без конца так орал? Пациенты в соседних палатах всегда начинают волноваться из-за этого крика, где-то поблизости слышен плач и шаги медсестер. Даже Вовка-Мумия, мальчик, родившийся без кожи, весь замотанный бинтами, так не орет, даже когда ему меняют повязки, а делают это почти каждый день, и каждый раз он верещит от боли.

Я поглядываю на экран смартфона: Дима беспокоится за нас, все спрашивает, как у нас дела. Мы отправили ему уже с десяток «окей» и смайликов. Хотя мне ничуть не «окей», наоборот, тоскливо и тревожно. Наверное, из-за этого воя, он все-таки здорово действует на нервы.

– Давай завтра сходим на второй этаж, – говорю я сестре.

– Ага, – откликается Лю. – Надо наконец узнать, что там такое. Только не забывай, у лестницы всегда вахтерша сидит. Очень злостная. У нее даже экраны с камер наблюдения есть.

– Придумаем что-нибудь. Может, там что-то слышали, куда увозят воспитанников, – предполагаю я. – Наверняка среди тамошнего народу есть кто-то с нормальным интеллектом. Как бы они там страшно ни выглядели, они такие же люди, как мы.

– Этот интернат напоминает кунсткамеру, – помолчав, говорит Лю.

– Точно. Только с живыми экспонатами.

Я смотрю в темно-серый потолок. Когда мы некоторое время учились в обычной школе, нас там часто доставали всякие придурки. Называли уродами, мутантами, жертвами алкоголизма или радиации. Один козел как-то раз засунул нам в учебник биологии вырезку из журнала – фотографию заспиртованного младенца с двумя головами. В пику этому остряку мы нашли подобную фотографию в Интернете и поставили в профили всех своих страниц в соцсетях: пусть любуются. Выглядело очень крипово, нас много раз просили эту фотку убрать, прежде чем мы согласились.

Я так хочу, чтобы все у нас было хорошо. Чтобы мы выучились и открыли собственную ветеринарную клинику. А в отпусках – попутешествовали по миру. А еще завели Интернет-консультацию для людей, которые не такие, как все.

«Дим, мы правда выглядим совсем уродами?» – пишу я в окошке сообщения.

«Ну с чего ты взяла?» – пишет Дима в ответ. В единственном числе. И долго молчит, прежде чем написать:

«Ты очень красивая, Кать. Вы обе очень классные девчонки».

Наверняка он написал так просто из вежливости. Но… Интересно, как он угадал, что сообщение написала именно я? У нас один аккаунт на двоих. Да, я чаще пишу сообщения и комментарии, чем Лю, и тем не менее… Я открываю вчерашнюю свою фотку, загруженную в «Инстаграм». На ней лицо крупным планом, и потому кажется, будто я одна, без сестры. Правильные черты, крупные губы. Я была бы очень красивой, будь мы с Лю обычными, раздельными близнецами. Как бы тогда, интересно, сложилась моя жизнь?..

– Тебе чего, нездоровится? – шепотом спрашивает Лю. Разумеется, она чувствует что-то.

– Да так… – я не могу ей врать. Но и правду говорить не хочу. Это что-то новое. Странное. Неудобное. Почему-то мне стыдно. Я кладу телефон рядом с подушкой и закрываю глаза.

Мы на втором этаже. Вахтершу удалось отвлечь с помощью Миши-Орангутанга: мы рассказали ему, будто в карманах у вахтерши спрятаны конфеты. Миша помешан на сладостях. Их иногда приносят волонтеры. Стоит Мише услышать слово «конфета», как он прет вперед с настойчивостью бульдозера, протягивая огромные неуклюжие ладони. И пока вахтерша отбивается от Миши, мы проскальзываем на лестницу. Конечно, нас засекут на камерах наблюдения, но это случится не сразу.

Вроде ничего особенного тут нет. Такой же, как внизу, длиннющий коридор, только стены не голубые в цветочек, а просто белые. С одной стороны окна, с другой – двери в палаты. У окна, спиной к нам, стоит мальчик. Самый обычный