Эпоха крови и пурпурных слез - Эдди Кан

на мосту, когда Мирэ не справилась с управлением и упала в реку. С того дня она больше не садилась за руль и боялась глубины. Но сейчас выбора не было, нужно было уезжать прочь от ресторана, а Сон-Хо не успел научить Джина водить.

Вывернув руль, Мирэ утопила педаль газа в пол и рванула вверх по улице. Ближе всего была дорога на Сонсан, и она погнала полицейскую машину на мост.

– Ты совсем с ума сошел! – лавируя на дороге, Мирэ пихнула Джина в плечо. – А если бы Хан правда ударил тебя ножом?!

– Мирэ, смотри на дорогу! – Джин вцепился в поручень над головой и, не ровен час, мог пробить пятками пол, чтобы затормозить на ходу. Да, Мирэ водила не очень, но не она предлагала человеку пронзить свое сердце столовым ножом!

– Все как с ума посх… – Сильный удар в заднюю часть машины бросил автомобиль вперед. Мирэ вскрикнула от неожиданности и потеряла руль.

Авто занесло, отовсюду зашумели сигналы других машин. Придя в себя после секундного шока, Мирэ потянулась к рулю и поймала его, но в этот момент пришелся удар в боковую часть со стороны Джина. Оконные стекла не выдержали столкновения и лопнули, осыпая салон градом осколков. Машину вынесло на оградительные мостки, из-под капота повалил едкий дым.

Все перед глазами плыло. Мирэ часто заморгала, приходя в себя. Она повернулась в сторону и увидела Джина, покрытого кровью. Удар на машину пришелся с правой стороны, задев плечо и голову Сонга. Кровь паутинкой лилась по его лбу и щеке. Сердце Мирэ упало в пятки. Она потянулась к Джину, но он зашевелился и застонал.

– Ты цела? – прохрипел Сонг, прижимая руку к голове.

– Я в поряд… – Дверь с ее стороны резко открылась. Мирэ не успела договорить, когда ее выволокли на улицу.

Наемник швырнул ее к ногам Хана, затем кинул туда же чемоданчик с книгой. Мирэ попыталась встать, но антиквар быстро замахнулся ногой.

– Гребаная сука! – Мирэ не успела закрыться, и удар опрокинул ее на бок. Она схватилась за ребра и застонала.

– Хан! – прорычал Джин, выбравшись из машины. Мирэ видела, что Сонга все еще штормило после удара, кровь лилась по его виску, но глаза горели насыщенно-алым.

Нет… Мирэ поморщилась, торопливо вставая на колени. Все-таки у антиквара получилось вывести Сонга из себя.

– Джин, нет! – взмолилась она, когда Ли Хан схватил ее за волосы и подтащил к себе.

– Ну давай, Сонг Джин! – антиквар совсем взбесился и громко захохотал. – Убей меня!!!

Мирэ поняла, что как бы она ни пыталась остановить Джина теперь, у нее не получится. Ли Хан перешел черту, снова решив манипулировать ее жизнью. Это был рубеж, который антиквар пересек на свою беду. Сонг перестал выглядеть как человек, теперь он был самим собой – демоном с жестоким оскалом и налитыми кровью глазами. Ничто не могло воспрепятствовать ему вершить суд. Он убьет Хана голыми руками и обречет себя. Снова рискнет всем ради Мирэ. Ей стало горько и больно.

Время вдруг потеряло всякий смысл. Прежде, чем Сонг успел приблизиться к антиквару, Мирэ посмотрела Джину в лицо и улыбнулась. Все проблемы вдруг стали несущественными. Ей было уже все равно, что она так и не узнает, почему столкнулась с Сонгом около аукционного дома, не выяснит причину появления тварей. У нее был план, и пусть он стоил дорого, так она могла уберечь Джина от глупости. Мирэ не стала ничего ему говорить на прощанье, просто оттолкнулась ногами что есть силы и грубо пихнула антиквара спиной.

Ахнув от неожиданности, Ли Хан врезался в оградительные перила моста и перевалился за них, срываясь с Сонсана вниз вместе с Мирэ. Они понеслись с высоты навстречу холодной воде.

Глава 14

Век грез, час крови

– Вмешиваться в основу мироздания запрещено. Переписывая историю, ты меняешь будущее, – хранитель давно оставил попытки умолять и теперь рычал, надеясь хоть так достучаться до разума художницы, но она только крепче сжала в руках кисть.

– Это несущественное вмешательство… – пробормотала она. – Я просто сотру их имена, и это спасет тебя. Нас… – Она как в тумане наблюдала за тем, как черная капля сорвалась с конца кисти и упала на шелк.

– Даже это вмешательство может погубить тебя! Ты – Чхонса, посланница неба. Таких, как ты, немного, и только твоя задача – хранить искусство и культуру этого поколения. Если ты вновь переродишься, то уже никогда не будешь высшим существом. Ты станешь смертной. За вмешательство во время придется расплачиваться.

– Я уже все решила.

– Помни про баланс, – тихо проговорил хранитель. – В твоих руках заключена великая сила, но ты должна беречь ее ради сохранения основы мироздания. Играя со временем, ты ставишь на кон разум и пространство.

Головорезы вздернули хранителя с земли и оттащили его на другой край ловушки, подальше от границ круга. Художница прикрыла глаза, чтобы не слышать его голос. Ей не было страшно использовать свой дар во спасение. Сочтут высшие силы этот поступок ошибочным или нет, рано или поздно всем придется расплачиваться. Это баланс мироздания, гармония. Не было бы нынешних представителей джопок, появились бы другие, просто-напросто потому, что без зла человечество перестанет ценить и делать добро. Это простое и чистое, как капля воды, равновесие. Без несчастья обесценивается счастье. Художница нашла свое и готова была за него побороться.

Кисть легла на холст, на небе закружились тучи, образуя воронку. Начало громыхать. Изящно изогнув руки, художница изменила наклон инструмента и сделала перекрестный штрих, отчего раскаты грома прозвучали отчетливее.

– Чхонса, – позвал старший из джопок. – Если ты ослушаешься меня, то знай: когда бы ты ни переродилась и где бы ни оказалась, представитель нашей организации найдет тебя. Не пытайся увильнуть. А если ты это сделаешь, расплата настигнет тебя, куда бы ты ни спряталась.

Художница открыла было рот, думая возмутиться, но промолчала, видя нацеленные в спину хранителя луки. Скоро это прекратится. Нужно только все сделать верно.

– Все будет выполнено, господин, – она низко поклонилась, возвращая внимание к холсту.

По щекам художницы потекли слезы. Она покорно поклонилась старшему и сдавила кисть до боли в пальцах.

Мазки и линии на холсте начали переплетаться. Реагируя на картину, как на ноты, небо отзывалось раскатами грома. Поднялся ветер, сворачиваясь в вихрь. Опустив кисть на полотно, художница сделала финальный штрих, которому вторил мощный удар в грозовом небе. Вдруг ветер усилился, становясь стеной. Страх расплаты за совершенный поступок заставил сжаться в комок. Художница припала к земле, накрывая голову руками, и