Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

нагромождениями газет и журналов. Они устилали пол толстым слоем, рассыпались из высоких, перевязанных бечевками кип, вываливались из приоткрытой двери кладовки и почти до самого потолка возвышались на узкой кровати беспорядочно сваленными на нее толстыми пачками. Распухшие от сырости толстые журналы «Наука и жизнь» лежали вперемешку с потускневшими глянцевыми выпусками советского «Огонька», «Ленинградская правда» соседствовала с «Санкт-Петербургскими ведомостями», завалы из слипшихся номеров «Вечернего Ленинграда» и «Комсомольской правды» высотой до колен были покрыты сверху желтой россыпью «Делового Петербурга» и широкими листами «Аргументов и фактов». Алина обратила внимание, что в газетных развалах нет ни одного экземпляра чего-нибудь развлекательного, со сканвордами и историями из жизни популярных артистов, зато заметила несколько перевязанных пачек журнала «Генетика»: на одной из серо-зеленых обложек стояла дата «сентябрь 1978», а на верхнем экземпляре в другой пачке «январь 2022».

– Ну, в таком беспорядке ваша тетя жила навряд ли, – заметила Зоя.

– Может, шпана забралась, – предположила наследница и зевнула. – Увидели, что дом пустой и двери не заперты, ну и вот. Здесь такое случается.

В просторной мастерской под крутыми сводами крыши не обнаружилось следов такого погрома, как на первом этаже и в пристройке, но все также было сдвинуто с мест: застеленная лоскутным покрывалом кровать, швейная машинка с рабочим столиком, большой стеллаж с лотками для ниток, свернутыми в рулоны выкройками и инструментами, этажерка, массивный комод, на котором стояли остановившиеся часы – все словно сделали шаг от стены к центру комнаты, где стоял большой стол. За десятилетия блеклые обои на стенах еще больше выцвели, мебель потерлась и потемнела, но узнавание было таким ярким, что Алина как будто снова увидела: вот Игорь Пукконен в синем плаще, еще молодой и подтянутый, меряет мастерскую шагами, вот Кравченко разложил перед собой на столе черно-белые крупные фотографии, а вот спиной к ней неподвижно сидит худая женщина в сером платье и с сединой в длинных темно-русых волосах, перехваченных у затылка резинкой…

– Это не полиция, – вывел ее из оцепенения негромкий голос Адахамжона. – И не вандалы. Больше всего похоже на то, что кто-то искал тайники в мебели или что-то наподобие сейфа в стене, но не вполне понимал сам, что ищет.

Алина кивнула.

– Что ж, кажется, мы всё посмотрели! – сказала она громко. – Спасибо, что уделили нам время.

После сумрачной промозглости дома осенний воздух снаружи показался свежим и теплым, и даже растворенное в облачной дымке солнце как будто бы грело рассеянным светом лучей. Они вышли на улицу; наследница снова замкнула задвижкой калитку. Адахамжон чуть замешкался, Алина и Зоя пошли к машине.

– Я извиняюсь, – вдруг послышался низкий и сиплый голос, – а вы, случайно, не из этих?..

У забора участка напротив стоял кряжистый невысокий мужик в ватнике и кепке, надвинутой на брови так низко, что из-под широкого козырька виднелся только расплющенный нос и впечатляющая квадратная челюсть, поросшая седой щетиной. Из зарослей кустистых бровей поблескивал подозрительный цепкий взгляд, внимательно оглядывающий Алину в брючном костюме, и особенно ее синевласую спутницу со множеством колец и татуировок на пальцах.

– Нет, а вы? – быстро ответила Зоя.

Мужик усмехнулся, вынул из зубов черный погасший окурок изжеванной папиросы и протяжно сплюнул коричневой тягучей слюной. Алина незаметно ткнула Зою в бок, шагнула вперед, протянула руку и приветливо улыбнулась.

– Здравствуйте! Меня зовут Алина, очень приятно!

– Николай Степанович.

Ладонь у Николая Степановича была широченной и такой шершавой и грубой, что ею можно было бы ошкурить облупившийся штакетник забора, на который он опирался. За его спиной виднелся крепкий приземистый дом, несколько надворных построек и навес, под которым стояла видавшая виды «Нива» армейского цвета. По участку носился большой лохматый пес: он увидел Алину, подбежал, коротко гавкнул и умчался, размахивая хвостом и вывалив розовый слюнявый язык.

– Родственники? – осведомился Николай Степанович.

– Я покупатель, – любезно отозвалась Алина. – Присматриваю себе домик.

Он прищурился.

– Удавленницу не боитесь?

– Кого? – не сразу поняла Алина.

– Ну Раиску-удавленницу, – пояснил Николай Степанович. – Дом которой вы покупать собрались. Она же повесилась, знаете, наверное?

– Я придерживаюсь убеждения, что больше нужно бояться живых, а не мертвых. К тому же в этом случае можно рассчитывать на хорошую скидку.

Алина хитро подмигнула. Николай Степанович заухал, заскрежетал и вытянул из кармана новую папиросу. Адахамжон и Зоя наблюдали за мизансценой поодаль.

– Вы хорошо знали Раису? – спросила Алина.

– А то! Почти полвека соседи. Нас тут мало таких, кто постоянно живет, все в основном приезжают только на лето. Она, конечно, чиканутая немного была, – Николай Степанович повертел у виска растопыренной пятерней, – заговаривалась иногда, все думала, что за ней непременно придет то ли зверь какой-то, то ли чудище, но вообще баба незлая. Была.

– Говорят, она из дома никогда не выходила?

– Ну как не выходила, случалось до магазина дойти или до почты. Она газеты и журналы выписывала, читала много. В последние годы, конечно, уже все больше доставку заказывала. Но все равно, бывало, выйдет воздухом подышать к себе на участок, а я увижу, да и подойду к калитке, перекинемся парой слов. Я ведь ее, можно сказать, и нашел, я и полицию вызвал.

Он затянулся, выдохнул клубы серого дыма, откашлялся и продолжил:

– Выхожу как-то утром, смотрю: наверху у нее свет горит и Раиска стоит у окна. Ну я ей рукой помахал и пошел по делам. В правление надо было. Возвращаюсь: она все так же у окошка стоит и не шелохнется. Ну ладно, может, задумалась. Потом к вечеру: и окно светится, и Раиска маячит. Помахал снова. Она ничего. И утром опять: выхожу – а она тут как тут, будто и не ложилась. Ну я тогда к калитке ее подошел ближе, давай опять рукой махать, а она только смотрит сверху и не шевелится. Тут уж я сообразил, позвонил в сто двенадцать, сначала «скорая» приехала, а потом и полиция. Оказалось, что Раиска прямо в оконном проеме и удавилась, а я, получается, два дня покойнице руками махал. Вот как.

Алина заохала, сделала большие глаза и потрясенно покачала головой. Николай Степанович гордо курил, довольный произведенным эффектом.

– Неужели за все эти годы к ней так никто и не приезжал?

– Только курьеры да почтальоны. Родственников я тут уже несколько лет как не видел, да они и раньше к ней не частили. Может, и являлся кто еще, но так давно, что уже и не вспомнить. Но вот что интересно: через день после того, как Раиска повесилась, тут машина стояла, ровно между нашими участками, на дороге.

– Какая машина?

– А вот на каких начальство