Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Каждое утро в холодильнике появляются продукты, а готовим мы уже сами. Обслуга здесь сведена к минимуму, и ходит вся в химзащитных комбинезонах – все, даже психолог. Все они смотрят на нас сквозь пластиковые шлемы – как на каких-то опасных микробов.

А полы моют роботы – два робота со щетками и емкостями для воды, похожие на ожившие тележки. Мы их прозвали Красный и Синий, по цвету ведер.

– Хочешь семок?

– Не-а. – Я сажусь напротив. Не понимаю, как она все время ест – я здесь совсем разучилась есть. Приходится заставлять себя, потому что во мне-то нет «загадочного агента», как в детях, и без еды я помру по-настоящему.

– Мне вчера мозги трахали, – сообщила Машка. – Вечером уже. Давайте доверять друг другу, давайте наблюдать, все такое.

– Вот-вот.

Машка презрительно сплюнула шелуху.

– Заняться им нечем. Не знают уже, что делать, все перепробовали, ничего не нашли. И вот так всегда… Уж выпустили бы нас отсюда. Мы же не опасные! А они вообще дети!

Она кивнула на малышню, столпившуюся возле игрушечного развала. Понятно, ищут новенькое… Не знаю, кто приносит сюда эти игрушки и забирает сломанные. Иногда мне кажется, что тоже робот. Все здесь роботы, кроме нас.

– Эй, Тема! Темчик! – Машка подхватывает полы халата, вперевалку бежит к детям, отнимает что-то у крепыша Темы. – Ты что делаешь, дурень, у него же второй глаз вытечет, а новый не вырастет! Ты ему зачем в глаз-то тычешь!

Да, это проблема. Дети перестали чувствовать боль, и их это забавляет. Нет-нет да и начинают тыкать друг в друга всем, что под руку подвернется, – и хоть мы следим, но самый тихоня, Сашка, поплатился за забаву глазом. Правда, ни он сам, ни обидчик Тема по этому поводу не переживали. И не переживают.

Не понимают, глупые, что для них любая травма – навсегда.

Тема молчит, только криво улыбается почерневшими губами. У него правая половина лица распорота до кости – распластало еще тогда, во время катастрофы. Потом рассеченные ткани хирурги стянули пластиковыми скобами в цвет кожи, чтоб не так страшно смотрелось, и все.

В цвет живой кожи. Но теперь, на фоне темно-серого Теминого лица, эти скобы кажутся неестественно розовыми. Лучше б черные были, честное слово.

– Ну, чего молчишь, сиротинушка? Дай обниму! Все, никто никого не обижает, играйте!

Темчик – единственный, кого бросила мать. Взяла и бросила. Так и сказала: «У меня еще трое живых и здоровых, мне их кормить и учить надо! А этот умер, не воротишь». Написала официальный отказ.

Мы ее, конечно, все осуждаем. И Темчика жалко. Он и раньше-то был бука, все сам с собой в углу машинку катал, а теперь совсем одичал, даже не разговаривает. Машинку, которую мать ему сюда передала, растоптал – у меня чуть сердце не разорвалось, когда я увидела. Как он ее молча, с ожесточением топтал и ломал, а потом сел на обломки и не давал себя увести. Ни нам, ни «воспитательнице» Нине Николаевне, которая за ним приглядывает через очки защитного комбинезона.

Мы эту мать, конечно, осуждаем. Но еще… в глубине души я немного завидую. Остальные, наверное, тоже. Потому что мы все хотим жить и выйти отсюда – но как, если здесь наши дети?!

Боль неожиданно ввинчивается в висок, как сверло, а вместе с ней прилетает пронзительный детский визг:

– И-и-и-и-и-и-и-и-и!..

Оборачиваюсь – Темчик не успокоился, несмотря на Машкино вмешательство. Едва мы отошли – взялся отнимать что-то у мелкого Кирюхи, Кирюха заорал что было мочи. Они у нас сейчас плачут и кричат, только если что-то отнять – боли-то не чувствуют. А Темчик, вырвав игрушку – теперь я вижу, что это жестяное ведерко, – принялся колотить Кирилла по всему, что подвернется. По лицу, по рукам, по ребрам… Жестоко, исступленно, словно и не маленький ребенок.

Мы бросились обратно. Дверь напротив распахнулась, примчались воспитательница Нина Николаевна и психолог, похожие на космонавтов в своих защитных костюмах, и мы все принялись растаскивать детей. Аккуратно растаскивать, чтобы ненароком кому-нибудь что-нибудь не повредить.

Вскоре Кирюха уже сопел на руках у прибежавшей матери, а Темчик исподлобья кидал на нас мрачные взгляды из угла, где над ним ворковала психолог. Видал он все ее воркования… А ведь он как звереныш, подумала я. Звереныш, который рос, зная только побои и предательства, и сам не научился ничему другому. Мать бросила его, мы – ему чужие, а этим теткам в защитных шлемах он тем более не верит. И не поверит никогда, потому что они тоже чужие и им на него плевать. Он для них – подопытная крыска, материал для диссертации, и, пусть ему пять лет, он это прекрасно чувствует. Все мы тут чувствуем, кто мы для них на самом деле.

Психолог взяла Темчика за руку и повела куда-то. Он шел вроде бы покорно, но продолжал зыркать вокруг, и мне на мгновение стало не по себе.

Висок постепенно отпустило, но остались слабость и легкий озноб. Простыла я, что ли? Да откуда простуде взяться в нашем-то стерильном аду?..

– Ты чего за голову держишься? – с подозрением спросила подруга. – Смотри, так кое-что начинается, потом скажу…

– Да ничего, просто кольнуло… Где там дети-то наши, им на процедуры пора!

– Лиза, простите, что у нас вторая консультация за день, но это важно. Это касается Темы, его приступа агрессии…

– Что вы хотите узнать? Мы все были там, и вы, и мы… что я нового расскажу?

Терпеливый вздох.

– Лиза, давайте сразу договоримся – мы с вами делаем одно дело и полностью друг другу доверяем. Полностью. Без этого никакого результата не будет.

Секунда тишины. Потом с грохотом отодвигается стул.

– Хватит меня дурить! Я-то вам доверяю, а вы?.. Разве вы что-то нам рассказываете? Разве отвечаете на все вопросы? Получается, мы вам – доверяем, а вы нам…

– Лиза, успокойтесь, пожалуйста. Поверьте, мы совершенно искренне отвечаем на все вопросы. Но мы не боги, мы не знаем всех ответов. Или они не всегда вам нравятся, и тогда кажется, что мы что-то от вас скрываем.

– Да, скрываете! Покажите тогда ваши бумаги, отчеты ваши, которые пишете начальству! Что – не покажете? Вот то-то и оно!

– Да при чем здесь отчеты, это наши внутренние документы…

– Притом! Они касаются нас и наших детей! Поставьте себя на наше место, ну?.. Вот сейчас – чего вы от меня хотите?..

Еще один терпеливый вздох.

– Сядьте, тогда поговорим.

Недовольный стук, скрип сиденья.

– Ну. Дальше что?

– А дальше вот что, Лиза. Я не случайно заговорила о доверии – и не случайно упомянула, что для нас важно состояние и детей, и вас, взрослых. Но мы как наблюдатели не всё можем увидеть, вы – изнутри – замечаете и видите куда