Ловушка для Крика - Саша Хеллмейстер

солнечным и жарким, там гомонили люди и слышалось конское ржание… а потом я очнулась опять здесь, в мягких сумерках. Солнца в этом мире никогда не было. Неподалёку в костре потрескивали сухие ветки. Его развёл Майкл, очнувшийся первым после Жатвы.

Я потянулась, разминая тело, затёкшее, словно после сна. Но сон тот был не обычным, а постсмертным: всё дело в том, что, когда во время Жатвы нас убивают, при перерождении мы видим странные и удивительные вещи.

Кто-то из Беглецов утверждал, что при помощи таких снов постепенно вспоминали, кто они. Откуда. Чем занимались раньше. Далеко не у всех получалось это узнать: мы стремились сбежать туда, за кромку леса, и не попасться ни в одну ловушку Палача, не угодить под нож Охотника, не быть несчастной жертвой Барона Субботы. Но, когда они убивали нас, мы видели вот такие прекрасные сны. В остальное время мы не спали.

Не спали никогда.

– Ну как самочувствие? – Конни присела на корточки и положила руку на моё плечо.

Не передать, насколько я была благодарна ей за то, что при пробуждении она оказалась рядом. Тело всё ещё болезненно ныло после того, как меня кромсали ножом-вендеттой: у Барона Субботы рука была тяжёлой. Над нашими головами низко висело тусклое, тёмное небо с тяжёлыми тучами. Мы были там же, где и всегда – в исходной точке, у подножия Непреодолимой скалы, обдуваемой всеми ветрами. Её обступал густой, непроходимый лес. Каждый раз мы пробуждаемся здесь после того, как убийцы нас ловят. Такие уж правила. Они кончают нас – а мы, несмотря на угрозу новой боли и новой смерти, рвёмся туда, за лес, за равнину, к краю топей, до которых им нет дела, к свободе. Но я слышала, что почти никто из Беглецов никогда там не был, а кому доводилось, становился жертвой Повелителя Луней. Кто это, не знал никто из нас, потому что мы не доходили до топей – мы даже до кромки леса не могли добраться! – но из уст в уста Беглецы, жившие здесь дольше остальных, передавали нам, неопытной мелюзге, истории об убийцах Равнин и Болот. И о Повелителе Луней, который, как говорили, был настолько страшен и силён, что даже пожирал других таких же, как он.

Охотников.

В этом мире было всегда холодно. Я обхватила себя руками, затем медленно села на землю и поджала колени к груди. Моё некогда белое платье хранило тонкий кровавый след на ткани. Ажурное кружево натянулось на коленях, на подоле юбки бахрома стала алой. Я жалась и страдала от холода, вспоминая сон, где мне было так тепло и так хорошо. Я всё ещё чувствовала запах конского навоза, сена и песка. С неба там лился обжигающий свет золотого солнца, и мир вокруг был рыжим и голубым. Я вспоминала чьи-то руки, но чьи, сказать точно не могла. В каждом их прикосновении было столько искренней нежности, что я коснулась своей щеки ладонью, как когда-то чужая рука ласкала меня. Но прошло немного времени, и сон растворился в туманном ничто. Мне снова стало холодно и одиноко.

Конни с сожалением сказала:

– Всё в порядке, Лесли. Ты не одна не смогла. Никто из наших не добирался до края леса уже столько Жатв. Только старичкам из другой группы удалось однажды.

– Что с ними сейчас?

– Кто знает? Они просто не вернулись сюда. Может, спаслись, а может, нет. Вдруг им повезло. Или нет.

Я покачала головой, шмыгнула носом. Конни, убрав от лица свои красивые огненно-рыжие волосы, мягко и печально улыбнулась мне, когда услышала, как я буркнула:

– Я больше не хочу попадаться им.

– Никто не хочет. Это чертовски больно… Я-то знаю, я здесь дольше твоего. И каждый раз накатывает такое чувство отчаяния.

Конни всегда находила правильные слова. Отчаяние – вот что чувствовали все мы. Мир Иктоми – не то место, где хоть кто-то хотел бы находиться. Кем она была, знали все; иногда мы видели её огромную многоногую тень там, вдали, над деревьями, и стихали, и цепенели, когда она скользила мимо: бездушное, страшное воплощение смерти. Бог и дыхание здешнего мира. В такие секунды я думала, как милосерден мой Бог, в которого я верила, поскольку не давал видеть себя и свой образ, а давал людям обманчивое чувство одинокой свободы.

У самой скалы сидел Майк. Прислонившись к валуну, ладонью он прикрыл от холодного ветра огонь из вечной зажигалки, в которой, сколько бы мы её ни жгли, не кончался бензин, и хмуро смотрел на ровное голубое пламя. Взгляд его был мрачен. Длинные тёмно-каштановые кудри он завязал в хвост.

– Я больше из-за неё подставляться не намерен, – хмуро сказал Майк.

– Она всё сделала нормально, – возразила Конни. – Иногда не везёт всем, Мик. Тем более – в лесу. В этот раз их было двое, и мы явно не в лучшей форме, чтобы сладить с Бароном, а тем более с Бароном и с Охотником. Я не знаю таких людей, которые могли бы с ними справиться, а ты?

– Я обдурил их, я сбежал, я был уже почти у края леса, – раздражился Майк, закатив глаза. – Да господи, почему мы всегда оправдываем того, кто облажался? Почему бы не сказать: да, Лесли села в лужу, и всех нас зарубили из-за неё.

– Ну так-то она и сама попалась.

Я угрюмо отвернулась, не желая больше ничего слышать в свой адрес: и без того было тошно. Конни толкнула меня плечом:

– Снова снилась какая-то дрянь?

– Да… – я поморщилась, сглотнула. Проще сказать так, чем признаться, что сон был чудесным. Куда лучше, чем реальность. Голова казалась такой тяжёлой, точно по ней кто-то здорово треснул со всего размаха бейсбольной битой. – Я надолго отрубилась?

– Все уже очнулись, ты одна была без сознания.

Вот чёрт.

Мы снова замолчали. Каждая думала о своём, но мы знали: пройдёт немного времени, и мы снова будем бежать – когда к скале после кровавой трапезы вернётся стая жутких, кровожадных женщин-сов тах-тах-кле-ах, и возвращение это ознаменует начало новой Жатвы, иначе те, кто не побежит, будут навсегда растерзаны их страшными когтями.

Конни выглядела встревоженной. Она осторожно озиралась, глядя по сторонам. Лес вокруг каменистой насыпи пугал её: он был покрыт белёсым туманом, вьющимся дымными кольцами, и погружал этот мир в царство вечных сумерек. В тумане два наших фонаря – что электрический, что газовый – бледнели, мерцали и гасли. Их слабый свет не разгонял тьму, и мы не знали, что таилось по ту сторону леса…