Фонарщица - Кристал Джей Белл

– Прошлой ночью он был в стельку пьян. Честное слово, я сомневаюсь, что он с этим как-то связан. Но обещаю разобраться.

Мне китобой не показался таким уж пьяным. Я отчетливо помню его пристальный взгляд, ярость в его глазах, сверливших мне спину. Не сомневаюсь, что он бы отомстил, подвернись случай… И вдруг у меня перехватывает дыхание. Крик в тумане. Я-то думала, что мне померещилось. А что, если нет? О боже, неужели это была Молли? Что, если Леонард пошел искать меня, а нашел ее? А потом у меня возникло чувство, что за мной следят.

Генри хмурится и делает шаг ко мне:

– Темперанс?

Я сглатываю и мысленно даю себе пинка:

– Прошлой ночью я слышала крик.

Генри встрепенулся:

– Крик?

– Да.

Вся заинтересованность исчезает с его лица, сменяясь бесстрастным профессионализмом.

– Когда? Где?

– Я была, где Па… у северо-западного фонаря. Последнего на маршруте. Мне показалось, крик донесся с востока, но вы же знаете, как туман спутывает расстояния и направления. Я побежала обратно к двум другим фонарям, но ничего такого не увидела и не услышала. Никто не вышел из дома, когда раздался тот крик. Я подумала, может, мне показалось. Или, может, туман сыграл со мной злую шутку.

– Надо было сообщить об этом, Темперанс. – Генри качает головой, царапая заметки. – Тебе ли не знать.

Я заслуживаю укора в его голосе.

– Прошу прощения. Я не подумала.

– Что ж, это меняет картину.

Он хмурится и снова проводит рукой по лицу, оглаживая длинные усы.

– Пожалуйста, присмотритесь к Леонарду, Генри. Он бы ударил меня, если бы вы не появились. Что, если он пошел искать меня, а нашел ее?

– Я присмотрюсь. Но, как я уже сказал, капитан подтвердил его алиби.

– Но…

– Пока мы не найдем Молли, – перебивает он, – пожалуйста, сохраняй бдительность. Лучше занимайся своими делами, если больше ничего не вспомнишь.

У меня расширяются глаза, и слова чуть не срываются с губ. Генри приподнимает бровь:

– Да?

Надо бы рассказать ему о том, что погасли фонари, но инстинкт самосохранения заставляет меня молчать. Судя по крику, Молли пропала не потому, что заблудилась в тумане, ведь он прозвучал до того, как погасли фонари. Ветер налетел гораздо позже. Кроме того, крик доносился совсем с другой стороны. Если я позволю Генри думать, будто Молли пропала из-за того, что я напортачила с фонарями, мой заработок окажется под угрозой.

Если я потеряю работу, Пру и мама останутся без средств к существованию. Для другой работы у меня нет навыков. Уорблер – небольшой китобойный порт. Выбор профессий здесь невелик. Да я и не хочу заниматься ничем другим. Профессия фонарщика передается в моей семье из поколения в поколение. Это у меня в крови.

Однако это не отменяет того, что я женщина. Я с трудом убедила совет разрешить мне унаследовать ремесло Па в четырнадцать лет, а теперь это? Я не могу рассчитывать на снисхождение, которое оказывали Па, когда кто-то пропадал в его смену. Поэтому в первую очередь я и умолчала о погасших фонарях. Будь у меня хоть какая-то уверенность в том, что творилось неладное, я бы, конечно, рассказала.

Так или иначе, пропала девушка из местных. Молли.

– Ты задумалась о чем-то?

Генри всматривается мне в глаза, и я понимаю, что молчу слишком долго.

– Извините. Я просто… – Нельзя ничего рассказывать. Не сейчас. Только когда буду уверена, что это необходимо. – Просто я видела ее незадолго до случившегося. Трудно свыкнуться с тем, что она пропала.

Генри едва заметно прищуривается, но кивает:

– Ну, что ж… – Он прокашливается и отступает. – Будь уверена, мы найдем ее.

Несмотря на громкие заявления, мы оба знаем, что он не может этого гарантировать. В Уорблере такой оптимизм неуместен. Еще никого из пропавших не находили живым.

Я беру стремянку и канистру с ворванью и улыбаюсь констеблю. Точнее, складываю гримасу. Я промолчала, чтобы выжить. Я бы ни за что не утаила ничего от следствия, если бы знала, что это может помочь. Но в данном случае, расскажи я Генри о фонарях, это принесло бы больше вреда, чем пользы. Он бы еще, чего доброго, стал гоняться за призраками, когда в действительности мы наверняка имеем дело с чем-то или кем-то пострашнее, чем потухший фонарь.

Краем глаза я замечаю, что Генри смотрит мне вслед, пока я иду дальше по причалу. Вокруг полно людей, кто-то нахваливает свежую рыбу, слышится стук молотков с верфи, скрип пирса под ногами, звон церковного колокола, плеск сетей. Все эти располагающие звуки уорблерского порта, как и в любой другой день. Только не все проснулись, чтобы порадоваться утру.

Я морщусь и качаю головой. Нет, еще рано предполагать худшее. Если думать о плохом, можно притянуть это. И все же в глубине души я чувствую, что мы уже вряд ли увидим Молли. Часто из всего, что могло произойти, случается самое дурное. Если окажется, что предчувствие нас обмануло, это будет благом.

Когда я возвращаюсь в жилой район, становится ясно, что слух уже прошел. Соседи разговаривают через частокол, делясь домыслами и сочувствуя Фэйрчайлдам. По обрывкам разговоров, долетающим до меня, я узнаю, что мистер Фэйрчайлд отправился со старшим братом Молли и добровольцами прочесывать лес и ручей, протекающий через Уорблер.

Пожалуйста, Боже, не дай им найти ее тело в реке. Эта картина врежется в их сознание на всю жизнь, словно послание на коре дерева, оставленное самой Смертью, шрам, который никогда не заживет. Сколько бы времени ни прошло, он не сотрется. Трагедия отпечатается на их лицах, и всем это будет видно. Они навсегда останутся отмечены горем утраты любимого человека.

У меня разболелся живот, и я мну его пальцами. Утренний свет все отчетливее вырисовывает детали окружающего пространства. Четко очерченные осенние листья, опадающие с ветвей, иней на траве и окнах. В этом ржаво-коричневом мире выделяются сероватые и синеватые плащи и прочая одежда сельских жителей. Фонарные столбы торчат на горизонте темными скелетами.

Тревога бродит взад-вперед по улицам и дорожкам, чтобы все ее видели. Отовсюду лезут суеверные замечания, как корни сквозь землю. Меня это не удивляет, я к этому давно привыкла. Я тушу последний фонарь, на котором повесился Па, и в памяти всплывают шепотки за спиной, когда Генри подвел меня к его телу: «Эх, довели они его, духи то есть». «Помутили его шаги, помутили». «…Не мог больше выносить».

Напоследок я прикладываю руку к фонарному столбу. Под моей теплой кожей тает наледь, и я не чувствую враждебности в воздухе. Как и страха. Жестокие картины смерти Па не спешат