Да родится искра - narsyy

Старкальд обернулся на двух пареньков, что выносили из сушильни пудовые мешки с солью: у одного было перемотано плечо, другой сильно прихрамывал.

— Лесоруба вовсе задрали, — вздохнул Альтор, оглаживая пальцами бороду.

— Ты пойми, племянник хозяина вашего погибает.

— Что ты говоришь? — удивился старик.

— Как есть говорю — племянник. Разве ты не знаешь Евора? Это же сын кайнева брата двоюродного, Нанти. Поговори с управителем, все равно сани ваши стоять будут, пока другие не приедут с разъездными. Тут недалеко. Доброго сварта спасете, да и Кайни в долгу не останется.

Про племянника Старкальд выдумал, но родственников, ближних и дальних, у соляного короля действительно было столько, что упомнить всех не взялся бы и первосуд Хатт, который мог по памяти вывести весь Уклад до последнего слова.

Управитель, дородный муж с вислыми щеками, сильно переполошился, едва Альтор рассказал ему. Он, как и всякий жадный до почестей и серебра льстец, не мог упустить возможность угодить хозяину, а потому сани в сопровождении нескольких свартов были тотчас посланы.

С востока шла темень. Как не торопился Старкальд довезти больного Рчара в столицу к человеку знающему, все же он решил дождаться своих. Их поместили в сторожке. Рчар не приходил в себя, но горячка его ослабла, и больше он не харкал кровью. Южанин сохранил способность глотать, и Старкальд стал кормить его бульоном с ложки. Только теперь он осознал, как привязался к этому таинственному нелепцу.

Он все пытался позвать его и голосом вырвать из пучины дурного сна, но тот лежал не шелохнувшись. Взяв бадью с теплой водой, Старкальд принялся омывать темные маслянистые волосы Рчара, что вились беспорядочными кудрями. Старкальд говорил и говорил, не обращая внимания на трескучую болтовню и смех заходивших погреться свартов, непрестанное хлопанье дверей и храп отдыхающих в дальнем углу.

Ночь снова была неспокойна. Сорнец вскочил от протяжного свиста и кинулся во двор. Завидя, что саней еще нет, он вышел на боевую галерею к свартам, держащим наготове короткие луки, и вместе с ними вгляделся в заснеженный сумрак. Там, вдали, у самой кромки леса, можно было рассмотреть мелькавшие меж деревьев фигуры зверолюдей. Льнув к темной полосе корявых осин, они пробирались к тракту. Крепко задувал ветер, откидывая капюшоны, теребя полы плащей, а сварты все смотрели молча и хмурились. Наконец один из них молвил то, что у каждого было на уме:

— Гон прошел давно. Откуда их навалило столько? Такая ватага. Куда они все сбираются?

Сорнец волновался теперь за Тарма с Евором и посланных за ними ратников. Стыдно и совестливо ему стало, что он обманул Альтора и, быть может, отправил людей его на смерть. Порченые могли застигнуть сани в глуши, и тогда пришлось бы рассчитывать только на собственные мечи.

Но едва забрезжило утро, задолго еще до того, как можно было что-то разглядеть, из-за холмов послышались тонкие мелодичные переливы. Это звенели маленькие колокольчики на санях, отпугивающие призраков и всякую нелюдь. Вскоре показались и лошади, весело мотавшие мордами от радости нового дня. Сварты издалека замахали своим.

Все обошлось благополучно. Тарм со смехом рассказал, что скитальцевы твари пару раз подбирались к ним ночью, но кидались наутек, едва завидев первые стрелы. Хоть Евору он настрого запретил подниматься, тот все же отжался на одном локте и обнял Старкальда здоровой рукой. На щеках его играл лихорадочный румянец, его знобило и трясло, но он был жив, и тяжкая рана больше не гноилась. Они с Тармом решили остаться в Варнях на неделю, пока он окончательно не оправится, а Старкальд, тепло простившись с ними и шепнув напоследок о своей хитрой придумке с дальним родичем Кайни, одолел мосток через соляной источник и повез Рчара в Искру. Он понимал, что отчаянно рискует, отправляясь в одиночку, но если и можно было помочь южанину, так только в большом городе.

Альтор снабдил их особым, точно для таких случаев, седлом с высокой спинкой, куда можно было без всяких затруднений взгромоздить хиловатого южанина, потому кони пошли по тракту скоро, хоть и недовольно всхрапывали, принюхиваясь к следам порченых.

Ожидая появления врага, Старкальд теперь озирался по всем сторонам, и плохое предчувствие одолевало его, потому как солнце уже успело догнать и обогнать его, а на пути своем он никого так и не встретил. Вскоре он стал натыкаться на обглоданные трупы лошадей, чьим хозяевам не повезло оказаться в дороге сразу после Погибели. Поднявшаяся волна нелюди накидывалась на несчастных целыми толпами и буквально разрывала на куски. Были с порчеными и вестники, оттого мертвецов-людей у дороги видал он мало. Всех кого могли они собирали под свою волю.

Старкальд надеялся поспеть в Искру к ночи и проскочить дотемна ту ватагу порченых, что стекалась к столице, будто туда ее гнала некая неведомая сила. Он чуял, что они близко, но в течение всего дня, наудачу теплого и светлого, твари не показывались. Они упрятались по лесам, пещерам и оврагам, занырнули под снежный покров, дабы переждать ненавистное им шульдово пламя, что обжигало их привыкшие к полумраку глаза.

Наконец, когда солнце уже зацепилось краем за горизонт, холмы расступились и впереди выросли посеревшие от мороза стены Искры. Поляна у южного хода вся была усеяна гниющими трупами порченых, источающих невообразимую вонь. Многие лежали вповалку, утыканные стрелам, другие были навалены скопом и частью сожжены дочерна — этих, верно, сразили близко к воротам и позже утащили от них подальше. Сами ворота оказались заперты, а это был добрый знак — удержались.

Старкальд почувствовал, что дрожит. Не думал он, что придется вернуться сюда, в место, где он все в своей никчемной жизни обрел, а потом потерял. Он помнил его другим. Помнил, как впервые приплелся в Искру из Сорна в поисках лучшей доли — тогда еще он не совсем разочаровался в себе. Помнил он, как гордость переполняла его, когда впервые облачился в бурый плащ — днем раньше Хаверон отобрал его и еще нескольких удальцов в свою дружину. Помнил, как добрый случай свел его с Гирфи. Теперь это представлялось далеким невозможным сном.

Где-то там еще стоит его забытый, ненужный, давно нетопленный дом, если за эти месяцы у него не нашлось нового хозяина.

Что скажут ему люди и что он им ответит? Старкальд не знал. Тарма он потчевал полуправдой, от которой крепко веяло откровенным враньем. Пересказывать эту ложь всякий раз сорнец не желал.

Он подъезжал, будто призрак, знающий, что скоро ему возвращаться к