Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения - Джеймс Амбуэлл

не сводя глаз с окна. Затем я постучал в садовую дверь, забарабанил молотком. В пустом помещении раздались угрюмые шаги, и дверь осторожно приоткрылась на несколько дюймов. Через щель на меня смотрело испуганное лицо.

— Ради бога, — выговорил я, — пойдёмте поужинаем со мной. У меня есть хороший окорок, мой дорогой друг, приходи и поужинай со мной.

Дверь открылась шире. Любопытство сменилось опасением.

— Скажите, хозяин, что ходит по дому? — спросил парень. — Почему у меня вся спина мокрая, а руки дрожат? Говорю вам, что-то в этом месте стало неправильным. Я сижу спиной к стене, а кто-то быстро и тихо ходит с другой стороны. Что это за болезнь? Я спрашиваю вас, что это такое?

Сосед чуть не заплакал.

— Не глупи! — ответил я. — Никаких больных нет в твоём доме. Я дам тебе пятифунтовую банкноту, чтобы ты пришёл и посидел со мной. Будь добрым соседом, мой друг. Я боюсь, что меня охватит припадок. Я слаб… жар… приступы эпилепсии. Крысы шуршат в стенах, я часто слышу их шум. Пойдём, поужинаем со мной.

Негодяй глубокомысленно покачал своей головой.

— Две банкноты по пять фунтов, — предложил я.

— Возможно, что я простудился, — ответил парень и ушёл в комнату за кочергой.

Мы перелезли через забор и, как воры, прокрались к моему дому. Но этот парень ни на дюйм не переступил порог. Я стал его уговаривать. Он ругался в ответ. Он упрямо придерживался своей цели.

— Я не сдвинусь с места, пока не «загляну" в это окно, — заявил парень.

Я спорил и умолял, я удвоил свою взятку, я похлопал его по плечу и обвинил в трусости, я сделал вокруг него пируэт, я умолял его остаться со мной.

— Я не сдвинусь с места, пока не посмотрю в это окно!

Я принёс маленькую лестницу из оранжереи, находящейся слева от дома, и парень приставил её к окну, расположенному примерно в пяти футах над землёй. Он медленно поднимался по ступенькам, вытягивая шею, чтобы заглянуть в тёмную комнату, а я, просто чтобы быть рядом, карабкался вслед за ним.

Парень взобрался на метр и громко дышал, когда внезапно длинная рука, тонкая, как кость, покрытая рыжевато-коричневыми волосами, бледная в тусклом свете звёзд, появилась в окне и задёрнула шторы. Парень надо мной застонал, вскинул руки и кубарем скатился с лестницы, повалив и меня на землю.

Мгновение я лежал ошеломлённый; затем, оторвав голову от сладких лилий, я увидел, как сосед в дикой спешке перелезает через забор. Я помню, что роса заблестела на его ботинках, когда он спрыгивал вниз.

Вскоре я вскочил на ноги и бросился за ним, но он был моложе, и когда я добрался до двери в задней части его дома, он уже запер её на засов. На все мои молитвы и стуки он не обращал никакого внимания. Несмотря на это, я был уверен, что он сидел и слушал, с другой стороны, потому что я различил хриплое дыхание, как у астматика.

— Ты забыл кочергу. Я принесу её, — проревел я, но парень ничего не ответил.

Я снова перелез через забор, решив оставить дом свободным, чтобы тварь могла бродить по нему и делать, что хочет, а я не буду возвращаться, пока не наступит рассвет. Я тихо прокрался через это место с привидениями. Проходя мимо комнаты, я различил звук, похожий на звук гудящего волчка — непрекращающейся болтовни. Я побежал к входной двери, и как раз в тот момент, когда я выглянул на улицу, бродяга, одетый в лохмотья, прошаркал мимо садовой калитки. Я спрыгнул со ступенек.

— Вот мой добрый человек, — воскликнул я, с трудом выговаривая слова, потому что мой язык казался жёстким и липким.

Он повернулся со странным стоном и зашаркал ко мне.

— Вы голодны? — спросил я. — У вас есть аппетит или упрямое желание съесть нежную закуску из первоклассной валлийской баранины?

Тощий негодяй кивнул и замахал руками, покрытыми бородавками.

— Входите, входите, — закричал я. — Вы должен поесть, бедняга. Как ужасна цивилизация в лохмотьях! Злая судьба! Социализм! Миллионеры! Я вам обязан. Входите, входите!

Я плакал от восторга. Он покосился на меня с подозрением и снова замахал руками. По этим движениям и по его нечленораздельным крикам я решил, что этот человек немой. (Теперь я предполагаю, что он был раздосадован серьёзным препятствием в своей речи). Он проявлял недоверие, шмыгал носом.

— Нет, нет, — продолжал я. — Входи, дружище, и добро пожаловать. Я одинок — представитель богемы. Древние книги — затхлая компания. Идите и садитесь за стол, подбодрите меня честным аппетитом. Выпейте со мной бокал вина.

Я похлопал бродягу по спине. Я схватил его за руку. Более того, в своей трагической игре я напевал песенку, чтобы доказать своё безразличие. Он, пошатываясь, поднимался по моим ступенькам впереди меня — его ботинки были заштопаны обёрточной бумагой, и звук его шагов был похож на шелест женского шёлкового платья. Я беспечно последовал за ним в дом, оставив дверь широко открытой, чтобы чистый ночной воздух мог проникнуть внутрь и чтобы грохот железной дороги, которая проходит за домом доктора, мог доказать реальность мира. Я усадил бродягу в кресло. Я угостил его мясом и выпивкой. Он наслаждался хорошей едой, он жадно поглощал мой кларет, он грыз кости и корку, как голодный зверь, всё время рассматривая меня, опасаясь, что его лишат еды. Он рычал и жевал, он пыхтел, он хватал ртом воздух и жевал. Он был хищной птицей, кошкой, диким зверем и человеком. Его живот был единственной истиной. Он случайно попал на небеса и ждал трубы архангела об изгнании. И всё же в разгар его ненасытной трапезы ужас охватил и его тоже. Полный собственного страха, я наслаждался, наблюдая, как дрожат его руки и как бледность разливается по его грязному лицу. И всё же он бешено ел, пренебрегая своими страхами.

Всё это время я в отчаянии думал об ужасном существе, которое пряталось в моём доме. В то время как я сидел, ухмыляясь своему гостю, побуждая его есть, пить и веселиться, и анализировал каждое прискорбное действие грубияна, испытывая отвращение к его зверству, мерзкое сознание того, что эта тварь по чьему-то тайному поручению что-то вынюхивает здесь, никогда не покидало меня. Это жертва аборта, А-Б-О, — понял я тогда.

Внезапно, как раз в тот момент, когда бродяга, подняв баранью кость, принялся зубами грызть хрящеватый сустав, до моих ушей донёсся звук бьющегося стекла, а затем шелест (как бы обычной) руки, ощупывающей дверь. Но нищий услышал то, что не