Повести и рассказы - Джо Хилл

она себе позволяла, притворяясь, будто не знает, что они означают, потому как английский не ее родной язык. Жаль, времени на разборки не было. В следующую секунду кто-то потянул меня за рукав, и, обернувшись, я увидела, что Малыш Дракула вышел к нам на улицу. Темплтон укутал голову своим плащом, оберегая лицо от солнца, и глядел на меня из-под лоснящихся черных складок. Ему Йоланда тоже нравилась, к тому же не хотелось упускать случай поглазеть на разгрузочную суету.

— Але, Темп, — заговорила я. — Мама твоя увидит, что ты на улицу вышел, и тебе уже не придется притворяться, что ты спишь в гробу.

Тут как раз мамаша его и закричала:

— ТЕМПЛТОН БЛЕЙК! — И материализовалась на крыльце их миленького, цвета сливочного масла ранчо. — ДОМОЙ! МИГОМ! ХАНИСАКЛ! — Последнее относилось ко мне, словно бы ее сынок пошел шататься исключительно по моей вине. Мать Темплтона только что дрожмя не дрожала (к здоровью сына она относилась очень серьезно), и так получилось, что ее забота о его благополучии спасла и мою жизнь тоже.

— Он со мной, — сообщила я.

— Мы занесем кресло в дом, — сказала мне мать Йоланды.

— Оставьте его. Я сразу же вернусь, — обратилась я к ним. И то было последнее, что я вообще кому-то из них сказала.

Я повела Темплтона через улицу. Не было видно никого, кто бы знал, уходить под крышу или нет. Грозовая туча была одиноким пиком тьмы на бескрайнем небесном просторе. Всем казалось ясным: ливанет на шесть минут, а потом снова станет ясно, жарко и славно. Только, когда в следующий раз грянул гром, внутри тучи разорвался яркий голубой пузырь молнии, отчего народ как бы зашевелился. М-р Уолдмэн, перестилавший кровлю, сунул молоток за пояс и стал пробираться к краю крыши, к лесенке. Мартина перестала болтать по телефону, поднялась на крыльцо, прихватив сложенный шезлонг, и с любопытством, смешанным с восторгом, уставилась в темнеющее небо. Там она и стояла, когда Андропов, слишком быстро разогнав свой черный «Крайслер» и пронзительно визжа тормозами, лихо развернулся рядом, потом выскочил из машины и с силой захлопнул за собой дверцу. Она насмешливо смотрела, как он на всех парах одолевал маленький клочок палисадника. При этом лицо у него было до того красным, словно кто-то показал ему фотографию, на которой его мать занималась сексом с клоуном.

Я дружески кивнула Урсуле, которая покачала головой с каким-то изнуренным недовольством: она всегда расстраивалась, когда Темплтон забывал вести себя как инвалид, — и снова исчезла в доме. Я привела Темплтона в гараж, приподняла его и усадила на высокий табурет за верстак его отца. Отца его не было в живых: погиб, когда, напившись пьяным, слетел с дороги в Саншайн-Каньон, — зато он успел оставить после себя ручную пишущую машинку с двумя отсутствующими буквами («х» и «ь»), на которой Темплтон и выстукивал свою вампирскую историю. Настукал пока шесть страничек и уже выпустил кровь почти из всех девок в Трансильвании. Я попросила его написать мне что-нибудь хорошее и кровавое, взъерошила ему волосы и пошла обратно к Йоланде и ее матери. До них я так и не дошла.

Йоланда стояла на заднем бампере «Тойоты Приус» и возилась с одним из тросов. Ее мама стояла на дороге, уперев руки в бока, и оказывала той моральную поддержку. Кое-кто из служителей кометы находился на улице, подбирая бумажные тарелки. Толстуха, стоявшая за грилем, с кислым видом косилась, щурясь, на грозовой фронт у себя над головой. М-р Уолдмэн уселся на верхнюю перекладину своей лесенки. Андропов ухватил Мартину за кисть, заломил ее и потащил подругу в их квартиру. Вот в таком положении и были все, когда разразилась гроза.

Я на шаг вышла за дверной проем гаража, и тут же что-то впилось мне в руку. Было похоже на болевой шок, а потом ноющее онемение, какие испытываешь после того, как сестра в тебя шприц всадит. Первая моя мысль: слепень укусил. Потом взглянула на свое голое плечо и увидела ярко-красную каплю крови и какую-то торчавшую из кожи штуковину — золотую колючку. Всхлипывающе придыхая, извлекла ее и стояла разглядывала. Колючка была дюйма два в длину и видом своим походила на булавку из острого, как игла, янтарного стекла. Очень красивая, как драгоценность, особенно яркая и красная от моей крови. Я никак сообразить не могла, откуда она взялась. Еще она была твердой, тверже кварца. Я крутила ее так и сяк, а она ловила неестественный розовый отблеск грозы и посверкивала.

М-р Уолдмэн закричал, и я, вовремя оглядевшись, заметила, как он шлепнул себя сзади по шее, как будто тот же слепень, что меня куснул, и в него только что впился.

Тогда уже я слышала, как приближается дождь, яростный грохот, становившийся все громче и громче. Грохотало шумно, словно тысячу канцелярских кнопок потоком ссыпали в стальное ведро. У какой-то машины сработала противоугонная система, на взгорке прерывисто завыла сирена. Мне показалось, что сама земля у меня под ногами зашаталась.

Испугаться — это одно, но то, что меня охватило, было сильнее. У меня вдруг появилось предчувствие беды, в животе будто что-то болезненно крутанулось. Я выкрикивала имя Йоланды, но не уверена, что она слышала меня сквозь набиравший силу разгульный перестук дождя. Она все еще стояла на заднем бампере. Подняла подбородок, вглядываясь в небо.

Темплтон позвал меня, и от волнения голос его звучал, как у очень маленького мальчика, каким он и был. Я обернулась и увидела, что он добрался до самого выхода из гаража, привлеченный ревом начавшегося дождя. Обхватив его рукою за грудь, я затащила его обратно в гараж, почему мы оба и выжили.

Оглянулась я в тот самый миг, когда дождь накрыл улицу. Он затрещал там, где ударился в твердое дорожное покрытие, и глухо зазвякал, лупя по крышам машин, я старалась уверить себя, что это град, но что-то во мне понимало: это не град.

Послушница кометы, деваха, собиравшая бумажные тарелки на улице, выгнула спину — как-то внезапно — и широко-широко раскрыла глаза, будто ее за задницу щипали. Я видела, как булавки бились о дорогу, как уже там и сям все покрывали серебристые, золотистые иголки, подпрыгивавшие с легким позвякиванием.

Сидевший на своей лесенке м-р Уолдмэн вдруг вытянулся, будто штык проглотил. Одной рукой он уже держался за шею у затылка, другая метнулась к пояснице. Там, на верхотуре, он пустился в какой-то бессознательный танец, вновь и вновь поражаемый уколами. Правая нога его спустилась к следующей перекладине, промахнулась, и старик