Деревня Тихое. Оборотни - Моран Джурич

И еще в гараже странно пахло. Гнилью и сыростью. Он потянул носом. Казалось, что запах накрывает его плотной волной, мерзостно ввинчиваясь в ноздри. Он быстро оделся и выскочил за дверь. В предрассветном сумраке дошел до дома, проверил деда - тот еще спал.

Ну что ж, придется самому лезть, подумал Сашка, взял с кухни фонарь и здоровый ножик. На всякий случай. Притащил из-за дома лестницу, приставил к лазу. Дверца была открыта. Ветер, что ли был… Не хотелось верить, что кто-то мог бесшумно, по стене гаража, залезать в это темное место на ночевку. Осторожно переступая по ступенькам, Санька долез до дверцы, осторожно заглянул. Вроде все тихо. Первые лучи рассветного солнца уже пробрались внутрь проема и ничего подозрительного не высветили. Осмелев, парень взобрался повыше и влез на чердак.

Включил фонарь. Вокруг царила разруха. Аккуратно сложенные до этого коробки с вещами были раскиданы, из них вывалились старые тулупы, ботинки, сломанные рамки от фото, все то, что деда хранил “на всякий пожарный случай”. Ржавые инструменты валялись на полу, заляпанные каким-то вонючим белым дерьмом. Саня посветил по углам и решил, что может и вправду Зайнабар тут чего-то искал. Он может и не так напакостить. Собравшись уже наружу, он вдруг заметил копошение у стены, за коробками.

— А ну выходи, срань поросячья, а то ща меня как хлопнет, я ж тебе кадык вырву! — молодой оборотень был зол, как сто чертей. Надо же, свинья какая, все раскидал, засрал, и еще прячется тут. Костя его, что ли, выгнал?

За коробкой заскреблось, зашуршало и над краем побитого молью пальто появилась детская голова. Но, какая-то странная. Маленькое, замурзанное личико с огромными глазищами, большим ртом, словно принадлежало взрослой женщине. Сашка недобрым словом помянул лилипутов, что видел в цирке, там были такие же. Дети со взрослыми лицами. Он их тогда до жути испугался.

— Ты чего здесь делаешь? — Сашка направил луч фонаря прямо в лицо незваной гостье. — Выходи, не бойся.

Из-за коробки медленно выбралось нечто.

Эта голова была присобачена на тело птицы, типа крупного индюка. Длинная голая шея плавно переходила в тушку, покрытую перьями. Переваливаясь на толстых жилистых лапах с черными когтями, оно стало подходить ближе и ближе. На голове, среди длинных запутанных волос Саня разглядел что-то похожее на венец, вросший прямо в лоб, в мясо и кости. Украшение тускло блестело золотым, цветные камешки, что были в него вставлены, местами повыпадали, но все равно было видно, что вещь очень дорогая. Глаза женщины - птицы пристально следили за руками парня.

Переведя взгляд ниже, Санька чуть рот не открыл. А ниже была грудь. Самая настоящая женская грудь. Небольшого размера, как раз чтоб уместиться на передней части этой индюшки. Легкие перышки окружали все это грязноватое великолепие, словно боа. Это птичье недоразумение подошло поближе, потряхивая “игрушечными” сиськами. Да они были как половинки крупных яблок, и парень прикидывал, поместятся они в одной его ладони или может только в двух? Эта мысль так заворожила, что он не заметил как птичка подкралась совсем близко.

— Смотри в глаза. — голос у нее был словно сотни хрустальных колокольчиков начали перезвон. Мелодичный, чарующий. — Смотри в глаза.

Сашка дернулся, быстро вскинул взгляд выше. На близком расстоянии это существо казалось еще неприятней. А уж в семье оборотней чего только не увидишь.

— Я спою тебе песню, слушай. — птица запрокинула личико, глаза ее закрылись белыми пленками вторых век.

Почувствовав, что не может двинуться с места, Саня крепче сжал рукоять ножа. Если что - будет индюшачий суп на обед. Башку куда-нибудь выкинет. Никто и не узнает, если что.

А птица начала петь. На лбу ее, перетянутом вросшим венцом, вздулись вены, на шее выпятился зоб, вибрирующий от резонанса. Никаких слов не было. Просто вселенская скорбь, темная печаль и слезы изливались из глотки этого чудного существа. Мелодия вытягивала силы, мутила разум, резала душу острыми лезвиями.

Это было мучительно и прекрасно. Сладкая боль, выворачивающая сердце наизнанку, тоска по не встреченной, но такой желанной любви, вся тщетность бытия, понимание, что жизнь его пустая и никчемная, охватили парня. Ему захотелось срочно умереть. Прямо сейчас. Потому что на той стороне его будет ждать та, кто будет любить его так сильно, как никто и никогда. Она станет смыслом его существования там, научит тайному, покажет все чудеса миров. И вот уже она тянет ему навстречу руки, зовет, надо только сделать лишь одно движение. Воткнуть в себя нож.

Подними руку, пела птица, и ты встретишь любовь всей своей жизни. Подними, воткни в сердце. Так глубоко, как ты хочешь. Наслаждайся любовью в смерти.

Саня стоял и жутко улыбался. Рука крепко сжимала нож. Вот сейчас. Так и надо, это самый лучший момент в его жизни. Самый лучший. Птица выводила рулады, словно в забвении, звала в мир, где нет боли и несчастий, где только любовь, всепоглощающая любовь. По телу пробежала дрожь, рука с зажатым ножом стала подниматься.

В проеме лаза на чердак появилась взлохмаченная голова деда Ивана.

— А ты ж епт твою мать! А ну заткнулась, мразота! — старик быстро втиснулся в дверцу и с размаха пнул голосящую птицу. Та, угрожающе заклекотав, отлетела за коробки. — Ты чего стоишь, олух, уши развесил?

Дед пнул внука под задницу. И тут все как рукой сняло. Отвесив на всякий случай еще и подзатыльник, старый оборотень стал выпихивать Саньку в дверь, придерживая того за шкирку, чтоб не упал ненароком. Парень резво стал