Деревня Тихое. Оборотни - Моран Джурич

Нахмурившись, дед выволок из-под груды пыльных шмоток спрятавшуюся там птицу.

— Что ж так плохо за тобой, дурой, смотрят. Убежала значит опять. От бестолочь. И пришиб бы тебя, да дедко мне запретил. — Горкин выудил из кучи хлама старый чулок, принадлежащий покойной супруге его, Зинаиде, и держа птицу за шею, стал обматывать вокруг ее головы, перевязывая рот. — Все, отпелась. Оружие всеобщего поражения, тоже мне. Посиди тут, пока не придут за тобой.

Птица захлопала крыльями, из-под них посыпались белые черви, опять невыносимо запахло гнилью. Дед Иван чихнул, и еще раз пнул существо под хвост.

— Гадюка вонючая, от принесло на наши головы. Ты ж всей деревне гнилушку наслала. — и старик, ругаясь под нос, полез к выходу, переступая раскиданный хлам. — Засрала все, тварь райская, чтоб тебя.

Дед вылез на лестницу, плотно закрыл дверцу чердака и тщательно задвинул щеколду.

В доме, на кухне, сидел Сашка и тупо смотрел в стену. Его еще не отпустило чувство, что там, после смерти, есть что-то лучшее, где-то в груди саднило, к глазам подкатывали слезы. Теперь он никогда не узнает.

Еще один дедовский подзатыльник совершенно убрал тягу к познаниям таинственного.

— Дед, что это? Я ее нашел на чердаке. Она так поет… Я аж убиться захотел.

— Вот внучок, она-то поет. А не эти, из телевизора. Она так поет, что все вокруг гниет и превращается в тлен. И если бы ты был обычным человеком, то давно бы уже мертвый был. Это Сирин, птица райская. Да как в Ирии время застыло, и боги - кто заснул, кто здесь теперь живет, так и смотреть за ними некому стало. Их же две было - Сирин и Алконост. Сирин как петь начнет - так тысячное войско может положить. Люди себя забывают, сами себя к смерти ведут. А вокруг все гнилью исходит. Болезни, мор начинается.

— А вторая? — Сашка наконец-то пришел в себя, и сидя рядом с плитой, стал таскать со сковородки остатки вчерашней жареной картошки.

— Вторая - Алконост, птица что радость поет. От Сирин отличается тем, что кроме головы женской да груди, у нее еще руки есть. И поет она так, что от радости можно с ума сойти. Но хоть гниль и болезни с собой не несет. Да тока говорят, что убили ее давно. Мол, кому такая радость нужна. Эти птицы, хоть и могут жить бесконечно долго, но на нашей земле смертны. А вот Сирин оставили, на случай нападения врагов. Как оружие массового поражения. Чего смеешься? Подзабылось, как 15 минут назад ножичком себя пырнуть хотел? А? Думал, я не видел? Охламон!

И Саньке снова прилетело по затылку. Но так уже, больше для проформы, любя.

— И откуда она у нас-то взялась? — парень потер затылок.

— А вот я тебе сейчас расскажу. Далеко от нас, в глухой тайге есть маленькая деревушка Гнездовье. Нет туда дорог, и дойти туда может не всякий. Один раз я там был, в 1953 году. Еще мой отец был жив. Дней пять туда шли, от сторожки за Харлушами уже волками пробирались. Живет там древнее племя крылатых людей. Мало их осталось. Уже тогда молодые резали себе крылья, да уходили в большие города.

— Че, прям как ангелы? — Сашка слушал и дивился. Хотя, чего такого. У кого-то крылья, а у кого-то хвост и шерсть лезет, прям по лунному календарю.

— Ну, когда их было больше на земле, люди так и думали. Хотя, характер у народа этого скверный, обычаи и мораль совсем другая. Они больше хищную птицу напоминают, чем человека. Ну так вот. И есть у них испокон веков обет, данный старым богам - охранять райских птиц. Да вот время только идет быстро, не могут они всех сохранить. Феникс еще при Святославе Мудром истреблен был. Хотя вроде бы - такая птица, что из пепла возрождается. Ан нет. Нашлись хитрые людишки. Гамаюн - тоже говорят, где-то сгинула. Ходили слухи, что сидит в заточении, до сих пор советы власть предержащим дает, ибо знает она все на свете. Да вот видать врет отчаянно, затуркали они ее. Иначе как объяснить то, что в мире нашем происходит?

— Да им там попугаи советы дают, дед. Вот и все объяснение. Давай дальше уже.

— Вота, а в деревеньке той, посреди стоит столб железный, а на нем сидит птица Сирин. Прикована она к столбу, и рот у нее сосновым варом заклеен. Пока батя ходил к старосте деревни на переговоры, я там под столбом ошивался. Смотрел на диковину. Так эта курица мне прям на лоб сиранула. И насыпала с крыльев на меня опарышей своих. Специально, ты понимашь? — дед Иван возмущенно стукнул ладонью о стол.

Санька хихикнул, представив деда в белых вонючих ляпках. Но, увидев грозный взгляд и вознесшуюся для очередного подзатыльника жилистую руку, быстро принял серьезный вид. Однако, сам по этому дерьму ходил.

— А чего это вы, деда, там вообще за переговоры вели? — вопрос должен был отвлечь старика от неприятных воспоминаний.

— Да чего.. Хотели помощью крылатых заручиться. В те годы-то повылазило нечисти всякой, злобной, древней, нам не понятной. У нас тут шастало всякого - ого-го.

— И что, получилось?

— Ага. Послали они нас. Мол, у них свое предназначение, у нас свое. Они птицу стерегут, а вы сами по себе справляйтесь. Она же у них сбегала уже, во время войны. Еле нашли и вернули.

— А как теперь ее вернуть?

— Да как… — дед почесал макушку. — Если сами за ней не придут, то придется прибить. Будем ждать пару дней, больше нельзя