Тайны старого дома - Ульяна Каршева

— Так церковь недостроенная, — объяснила Марья Егоровна. — Работает только нижний храм, да и то — лишь на выходных. А службы проводит молодой батюшка — такой красавчик, что наши бабы — от мала до велика — все млеют от него.

— Молодой? — не сдержалась Нина, вспомнив старенького попика, который смотрел на детишек с няней Галюшкой.

— Ну, скажем — лет за тридцать ему, наверное, есть. Сходи разок на службу — на следующей-то неделе. Увидишь, может, сама начнёшь ходить, — усмехнулась управдомша.

Ясно — чему усмехнулась. Думает, Нина на симпатичного священника западёт, как жилички из барака. И будет тоже в церковь ходить… В церковь-то сходить надо, но…

Но, шагая к мусорной куче, Нина озадаченно раздумывала. Молодой. А тот старенький был. Хотя… Может, он к монашкам приходил? В монастырь? По каким-нибудь делам епархии, например.

Скорее всего. А этот, молодой который, службы проводит. Вот теперь понятно.

С досадой «отодвинула в сторону» ненужные бы сейчас размышления.

Итак, сегодня тоже не получится перепоручить детей чужим заботам. А значит, исследовательский поход в лесопарк снова отменяется.

И пожалела, что не спросила у Марьи Егоровны о тёте Матрёне. Впрочем, как спросить-то, чтобы… Чтобы — что? Новенькая жиличка интересуется умершей старухой? Здешние дети видели в ночи только смутные столбы. Другие жильцы — явно тоже. Призрака разглядела только она, Нина. Поэтому никто из здешних не связывает смерть тёти Матрёны и уходы из барака детей и стариков после полуночи.

Стоя на тропинке уже с пустым ведром, не замечая, что машинально смотрит на жёлтые солнышки мать-и-мачехи, усыпавшие весь склон, Нина прикидывала: «А если Марья Егоровна снова встретится в недалёком будущем? Может, ей просто сказать о просьбе Виталия — передать привет тёте Матрёне? А если управдомша скажет, что она умерла… Виталий станет поводом для расспросов. Когда тётя Матрёна умерла? Почему? Хм… Почему бы и нет? Всё по порядку: передать привет от Виталия тёте Матрёне, потом расспросить о её смерти… — И снова без перехода подумала: — Жаль, детей оставить не с кем. — А через паузу пожала плечами. — Так, что-то я сама туплю. А зачем мне в лесопарк? Что я там увижу? Особенно в дневном свете?»

Постояла ещё немного и поняла: хочется сходить. Тянет.

Глупо? Что тянет? Потому как ни одной весомой причины? Ненормально?

А увидеть призраков — нормально?

Следовательно — надо.

Побрела по тропинке назад, к бараку, машинально жалея, что нельзя собрать букетик мать-и-мачехи: дети обидятся, что без них гуляла.

До крыльца оставалось несколько шагов, когда Нина задумалась: а стоит ли вообще теперь заниматься… призраками? Здешние дети, Лена и Денис, уже подсказали, каким образом отгородиться от ночных гостей — и рисунки сработали, насколько Нина поняла. Ведь даже Санечка больше не просыпается среди ночи… Но призраки продолжают сторожить их… окно. Зачем?

Спросить у Марья Егоровны, не уходил ли кто ещё в эти ночи?

В дверях она чуть не столкнулась с незнакомым мужчиной.

— О, красотка какая!.. — невероятно жирным голосом — по впечатлениям Нины, «приветствовал» её невысокий мужичок в грязной и замасленной куртке. Первая оценка — из любителей выпить.

— Здрасьте, — от неожиданности откликнулась она, шагнув чуть в сторону и ожидая, что мужичок либо сам уступит ей дорогу, либо быстро выйдет из барака, чтобы она сумела войти.

Но мужичок обрадовался её отклику и по-хозяйски встал в дверях — руки в бока.

— А чья ж такая будешь? Новенькая, что ли, тут? Помнится, Машка говорила, что у нас кто-то появился! — чуть не проорал он.

Голос его и так действовал Нине на нервы, а уж после того как неизвестный поддал громкости, слушать его стало невыносимо.

— Новенькая, — подтвердила она, всё ещё надеясь, что после её ответа он пропустит её в дом.

— И как звать тебя, новенькая? — почему-то ещё больше обрадовался он.

Одутловатый — начала всматриваться в него Нина и понимать, что этот тип людей близок к тем, кого бы надо обходить за километр. Постоянно если не пьяный, то выпивши. Глазки, расчерканные ветвистыми венами, утонули в распухших щеках, словно обсыпанных жирным мелом, — странное сочетание, но именно так его кожа выглядела. Нижняя губа, толстая и явно тоже распухшая, обвисла, будто вывернутая, а из носа тянулась мутная сопля, которой её «носитель» точно не замечал.

А когда она попыталась всё же хоть как-то проскочить мимо него, мужичок встал на пороге, расправив сутулые плечи, выпятив живот — весь как-то похабно выгнувшись, и самодовольно спросил:

— Это про тебя, что ли, Машка говорила, что ты от мужа сбегла?

Она попыталась говорить с ним иначе. Строго потребовала:

— Пропустите меня!

А он лишь расхохотался и схватил её за свободную от ведра руку.

— А ну-ка, покажи, где живёшь, в которой комнате! Вечером знакомство обмоем! Иди давай! Показывай!

Она аж застонала от омерзения, когда он вцепился в её руку: полное впечатление, что пальцы у него жирнейшие!

Кажется, мужичок специально, не уступая дверного проёма, втащил её в общий коридор — так, чтобы она сильно прижалась к нему хотя бы боком. Неизвестно, на что, на какую реакцию пойманной жертвы он рассчитывал, но Нина яростно сморщилась от запаха его давно не стиранных штанов, густого «аромата» застарелого пота, которым провоняла его куртка, — и последнего смрадного аккорда, когда неизвестный выдохнул ей чуть ли не в лицо чесночно-сивушным зловонием. Это последнее оказалось настолько гадостным и тошнотворным, что она резко дёрнулась и вырвала руку, чтобы почти сбежать от него.

Вслед ей проквакал смешок мужичка, который затих, когда она резко захлопнула за собой дверь в комнату.

Быстро поставила ведро под умывальник и сразу схватила мыло. Мылила руки дважды — и всё казалось, что вонь и жир от хватки мужичка никак не проходят…

— Мама, это ты? — несмело спросили из большой комнаты.

— Я это! — бросила Нина, не в силах убрать брезгливую гримасу при взгляде на свою куртку: этим местом она прижалась к мужичку — и теперь…

Насторожённая, будто поджариваясь на обострённых краткой стычкой чувствах, она внезапно затихла — и услышала за дверью, в коридоре, шаги. Метнулась к двери и резким щелчком вогнала в пазы щеколды задвижку. И затаилась тут же.

Ещё три уверенных шага, постепенно замедляющихся. Остановился возле двери. Нет — напротив двери, очень близко. А Нина так надеялась, что это шаги кого-то из соседей… Дверь коротко дёрнулась. Что ему нужно? Думает — разведёнка, так подкатить каждый может? Даже такой, как он? «Мне бы его самомнение!» — дрожа от напряжения, вдруг подумала Нина.

— Мама… — снова позвали из-за