Повести и рассказы - Джо Хилл

Волк хмыкнул.

— А я? Почему я все еще жив?

Волк смотрел в сторону. Он ответил словно бы нехотя:

— Это вагон первого класса. Если не можешь вести себя цивилизованно здесь, то где сможешь? И потом, на мне пошитый дорогими лондонскими портными костюм. Он обошелся мне в пять сотен фунтов. Страшно даже подумать — посадить на него пятно. И какой смысл ехать первым классом, если приходится добывать свою собственную жратву. Нет уж, пусть разносят. — Он перелистнул «Таймс». — По крайней мере, предполагается, что они разносят. Хотя, надо признать, они не спешат. Совсем не спешат. — Волк помолчал, потом добавил: — Прошу прощения за такие слова. Трудно вести себя цивилизованно, когда испытываешь звериный голод.

В интеркоме что-то объявили отрывистым, лающим голосом, но что именно, Сондерс не разобрал сквозь разглагольствования волка и стук крови в ушах. Впрочем, слушать кондуктора не было нужды: Сондерс и так знал, что сказано. Они наконец подъехали к станции; поезд дернулся и затих. Сондерс ухватился за спинку сиденья и неловко встал на ноги. Бросил короткий взгляд на платформу. Привычный бетон под ногами, кирпичный туннель, на стене гордо красуются начищенные старомодные часы. Он быстро двинулся к переднему выходу из вагона.

— Эй! — засмеялся волк. — А пальто? Вернись, забери.

Сондерс даже не повернулся. В пять длинных шагов он достиг тамбура и нажал кнопку «Открыть двери». Волк опять лающе засмеялся в спину, и Сондерс рискнул бросить через плечо последний взгляд. Бизнесволк снова закопался в бумаги.

— Акции «Майкрософт» падают, — бормотал волк, в тоне его звучало разочарование и какое-то горькое удовлетворение одновременно. — Акции «Найк» падают. Это не рецессия, нет. Это реальность. Вы, люди, начали понимать истинную стоимость того, что производите: всех этих ваших кроссовок, программ, кофе. Ваших мифов. Вы, люди, начали сейчас осознавать, что это такое — забрести в чащу глубже, чем следовало.

Тут дверь открылась, и Сондерс шагнул на платформу. Из вагона ему казалось, что идет дождь, но скорее в воздухе висела мелкая холодная взвесь. Выход в город располагался по другую сторону платформы: несколько ступенек вели вниз, к автомобильной трассе.

Он успел пройти не более пяти шагов, когда услышал за спиной насмешливый скулеж. Оглянулся — из соседнего вагона спускались на платформу два волка. Не те, что в деловых костюмах; другая пара: один в футболке с Вольфгангом Амадеусом, второй в спортивном костюме с символикой «Манчестер Юнайтед». Манчестер Юнайтед похлопал Вольфганга по плечу и развернул мордой в сторону Сондерса.

Сондерс побежал. Когда-то он бегал быстро: в школе, на уроках по легкой атлетике, — пятьдесят лет и пять тысяч гамбургеров назад. Ему не было нужды оборачиваться, он и так знал, что они гонятся следом, несутся по бетону платформы, — и что они быстрее. Он успел добежать до лестницы и ссыпался вниз, перепрыгивая через ступеньки, едва не падая. В горле жгло огнем. На верхней площадке лестницы один из преследователей издал низкий полувой-полурык. Как они успели туда забраться? Невозможно, чтобы они так быстро сократили дистанцию, невозможно!

Под лестницей был турникет и за ним улица, а еще ожидающее такси — черное английское такси, прямо как в фильмах Хичкока. Сондерс помчался прямиком в ту сторону. Воротца представляли собой хромированные столбики высотой по пояс и между ними плексигласовые створки. Предполагалось, что нужно сунуть в щель столбика билет, и тогда створки откроются, но Сондерс не собирался заниматься такой ерундой. Он добежал до створок и неуклюже полез через верх.

Вывалился наружу, неловко упал животом и лицом на мокрый, залитый лужами бетон. Подскочил. Словно и не падал. Словно в фильме пропустили кусок. Никогда в жизни он и представить не мог, что в состоянии подняться из лужи так стремительно.

Сзади раздался свист. К любому железнодорожному турникету в Великобритании приставлен контролер. Должно быть, это он свистел, подумал Сондерс. Он даже видел смотрителя боковым зрением: слева, вон там, мужик в оранжевом жилете, седоволосый и бородатый. Сондерс не притормозил и не оглянулся. В голове мелькнул старый анекдот: два туриста в чаще встретили медведя. Один наклонился, чтобы зашнуровать кроссовки. Второй спросил: «Зачем, медведя все равно не обогнать». — «А и не надо, — ответил первый, — мне бы, мать его, обогнать тебя». Смешно, аж живот лопается. Сондерс пообещал себе, что посмеется позже.

Он ввалился в такси, захлопнул дверь, слепо нащупал стопор замка, зафиксировал. И почти упал на черное кожаное сиденье.

— Трогай, — скомандовал он водителю. — Трогай.

— Куда вам? — с сильным западным говором спросил тот. С Ливерпульским. С красным.

— Город. Мне нужно в город. Я пока не знаю, просто трогай. Пожалуйста.

— Ладненько, — согласился шофер.

Машина отъехала от края тротуара и направилась вниз по проспекту.

Сондерс перекрутился на сиденье и через заднее стекло посмотрел на удаляющуюся станцию. Манчестер Юнайтед и Вольфганг Амадеус стояли у турникета вместе с контролером, возвышаясь над ним на целую голову. Сондерс не понимал, почему контролер просто стоит и смотрит на них, почему не отскакивает с громкими воплями — и почему они не нападают.

Такси свернуло за угол, и станция скрылась из виду, так что он не узнал конец истории.

Сондерс сидел в темноте, быстро и тяжело дышал и не мог поверить, что выбрался. У него тряслись ноги, беспомощно дрожали мышцы и поджилки. В течение всего времени в поезде он держался спокойно, однако сейчас его колотило так, словно он только что вылез из ледяной воды.

Автомобиль скользил вниз по пологому длинному склону, мимо живых изгородей и домов, спускаясь туда, где светил огнями город. Сондерс поймал себя на том, что лезет в карман за отсутствующим мобильником.

— Телефон, — пробормотал он, — чертов телефон.

— Нужно позвонить? — спросил таксист. — На станции ведь точно был телефон.

Сондерс уставился водителю в затылок. Темно, через перегородку видно плохо, вроде бы крупный мужчина с длинными темными волосами, заправленными под воротник пальто.

— Не было времени останавливаться там и звонить. Просто притормозите у какой-нибудь будки. Где угодно.

— Около «Мамочкиных ручек» есть одна. Всего в паре кварталов.

— «Мамочкины ручки»? А что это такое? Паб? — голос Сондерса сорвался, словно у четырнадцатилетнего пубертатного юнца.

— Лучшее заведение в городе. И единственное в своем роде. Если бы я знал, что вам именно туда надо, я бы не взял с вас денег. У меня совесть есть.

— Плачу тройную таксу. Денег у меня много. Я самый богатый человек из всех, кто когда-либо сидел в этой занюханной машине.

— Ну разве я не