Мастерство и Преданность - Malki

спинку стула. Свеча догорала, её пламя колебалось, отбрасывая последние тени на стены. Мастерская, наполненная тишиной, казалась теперь ещё более загадочной, чем прежде. Я знал, что ответы где-то рядом, но чтобы найти их, мне придётся копать глубже, чем когда-либо.

Знакомство с портным X

Всего лишь Узоры

Я сидел за столом, склонившись над рулоном белой ткани, который лежал передо мной, как чистый лист бумаги, ожидающий слов. Белоснежная материя, гладкая и холодная, казалась олицетворением той чистоты, которой мне так не хватало в жизни. Она была простой, ничем не примечательной, но в её простоте я видел возможность создать что-то своё — что-то, что не будет связано с лордом, Линой или их миром, полным притворства и лжи. Это был мой побег, мой способ сохранить хоть каплю себя в этом хаосе.

Игла скользила по ткани, оставляя за собой тонкие, почти невидимые линии. Я работал медленно, почти медитативно, позволяя рукам двигаться самим по себе, словно они знали, что делать лучше, чем мой разум. Каждый стежок был как удар сердца, каждый шов — попытка заглушить мысли, которые крутились в голове, как назойливые пчёлы, жалящие своими жалами. Но чем глубже я погружался в работу, тем сильнее ощущал, как ткань начинает жить своей собственной жизнью.

Сначала я не заметил изменений. Слишком уж я был сосредоточен на том, чтобы игла шла ровно, чтобы нить не запуталась, чтобы узор получался таким, каким я его задумал. Но когда я отступил на мгновение, чтобы осмотреть сделанное, моё дыхание замерло. На поверхности ткани начали проступать образы. Сначала они были размытыми, словно нарисованными акварелью по влажной бумаге, но постепенно становились всё чётче, словно кто-то водил кистью прямо у меня на глазах.

Деревня. Это была моя деревня. Я узнал её сразу, хотя прошло столько лет. Небольшие дома с соломенными крышами, узкие тропинки, петляющие между ними, поле за околицей, где мы с ребятами гоняли мяч. На ткани всё выглядело почти идиллически, как будто кто-то запечатлел момент из детства, который я давно похоронил в глубине памяти. Но затем картина начала меняться. Небо над деревней потемнело, крыши домов загорелись, а вместо поля появился лес — густой, тёмный, угрожающий. В центре стояла фигура. Высокая, искажённая, её лицо было скрыто, но я знал, кто это. Гургумор.

— Нет, — прошептал я, отодвигая ткань, как будто это могло остановить видение. Но узоры продолжали появляться, словно ткань была живой и хотела что-то сказать.

Теперь это был другой образ. Моя мать, склонённая над очагом, её волосы распущены, лицо спокойно. Она пела ту самую песню, что я помнил из детства, — колыбельную, которую она напевала мне перед сном. Но её глаза… Они были пустыми, безжизненными, как у куклы. Я зажмурился, стараясь отогнать видение, но оно продолжало преследовать меня, как кошмар, от которого невозможно проснуться.

— Это не может быть… — прошептал я, но мой голос утонул в шёпоте, который снова заполнил мастерскую. Узоры на ткани продолжали меняться, словно живая картина, которая не хотела останавливаться.

Теперь это был лорд. Он стоял в полном великолепии, его камзол, что я недавно завершил, сиял в свете, которого здесь не было. А рядом с ним была она. Лина. Её лицо было искажено страхом, но она улыбалась, как будто её заставляли. Лорд держал её за руку, его взгляд был холодным, а вокруг них окружали тени, шепчущие что-то неслышное, но от этого не менее страшное.

— Хватит! — закричал я, отшвырнув ткань на пол. Свечи вспыхнули ярче, их пламя на мгновение озарило мастерскую, а затем начало потрескивать, будто отзываясь на мой крик. Я сидел, тяжело дыша, глядя на платок, который теперь лежал на полу, неподвижный. Но даже в этой неподвижности я видел, как узоры шевелятся, продолжая свой танец.

Я поднялся, чувствуя, как ноги подкашиваются. Мне нужно было выбраться из этого тумана, из этих видений. Я взял свечу, приблизился к куску материи, но не решился прикоснуться к нему. Моя рука дрожала, а в голове звучал только один вопрос: что это было?

— Это всего лишь ткань, — пробормотал я, но в глубине души знал: это ложь. Игла осталась на столе, а я отступил назад, позволяя мраку снова окутать мастерскую. Но даже в темноте я чувствовал, как ткань продолжает жить, как узоры шепчут мне что-то, чего я не могу понять.

Символ Преданности

Прошло несколько дней с того момента, как гвардейцы ворвались в мою мастерскую. Их тяжёлые шаги, звон лат и грубые голоса, казалось, всё ещё витали в воздухе, как призраки, напоминая о том, что я никогда не был в безопасности. Но теперь их не было. Никто не стоял у дверей, не следил за каждым моим движением. Это отсутствие давления казалось одновременно освобождающим и тревожащим. Лорд, очевидно, решил, что нет необходимости держать стражу возле меня. Я был слишком мал для угрозы, но достаточно важен для его целей. И всё же это отсутствие внимания вызывало странное чувство — будто я остался один на один с чем-то, что не мог понять.

Теперь моя работа была другой. Камзол и плащ для лорда, которые я создавал с таким тщанием, были закончены, и я взялся за более практичные вещи: латание одежды для слуг, штопка наволочек, ремонт седельных чехлов. Мелкие дела, которые помогали держать руки занятыми, а голову — в относительном покое. Но покой был обманчивым. Каждый стежок, каждый шов напоминал мне о том, что я не могу забыть.

Я сидел за столом, просовывая иглу сквозь грубую ткань. Лоскут, который я чинил, был частью походного плаща гвардейца. Его порывы затянуть пояс потуже оставили на ткани глубокие разрывы. Я машинально двигал пальцами, швы ложились ровно, но мысли снова возвращались к тому, чего я не мог забыть.

Лина.

Её лицо всплывало передо мной в каждом мгновении тишины. Её голос, её улыбка — всё это было для меня чем-то недостижимым, и всё же я не мог перестать о ней думать. Она была как свет в конце туннеля, но свет, который я никогда не мог достичь. Её образ преследовал меня, как тень, и я знал, что это безумие — думать о ней, когда она принадлежала другому миру. Но разве можно контролировать мысли?

Стук в дверь раздался так внезапно, что я едва не уколол палец. Игла дрогнула, нить запуталась, и я с досадой отложил