Да родится искра - narsyy

разрезали молнии и странные переплетающиеся узоры, но менее густо. Даже на руках и части открытой шеи черными змеями вились рисунки. Под белесыми бровями блестели изумрудами спокойные решительные, чуть раскосые глаза — глаза человека, много повидавшего в жизни.

Аммия слышала про обычай набивать иглой различные символы у одичалых горных кланов, веривших, что изображения эти отпугивают диких зверей и чудовищ. Однажды дозорный разъезд поймал у дороги каменного шамана, которого свои бросили умирать. Все его тело было расписано подобными знаками.

Храмовник что-то шепнул собрату, и слуга заговорил:

— Приветствуем деву Аммию, княжну государства северного. Имя моего мастера — Тимпай, он верный меч Ордена Божьего Ока, что явился по твоему зову. Мастер слабо владеет языком Снегов и просит извинить его. Если будет дозволено, я, недостойный паж его, стану переводить с диалекта Пустоши.

— Да рассеется тьма, славные воины. Здравия вам. Добро пожаловать в наш край, — поприветствовала их княжна, — вы видите пред собой Аммию рода Эффорд, дочь Хаверона, законного правителя Дома Негаснущих Звезд. Мы наслышаны о храбрости воинов Ордена и их большой учености. Мне рассказали, что уже сегодня ты, мастер Тимпай, в час великой опасности подтвердил это в полной мере и отвадил полчища порченой нелюди.

Аммия представила также советников. Храмовник приложил руку к груди и склонил голову.

— Отныне ты и твой слуга — желанные гости в нашем крае. Скажи, какой подарок ты бы хотел получить за эту неоценимую помощь, и я исполню твою просьбу, если это в моих силах.

Храмовник говорил, а слуга стал переводить, предваряя каждую реплику поклоном в пояс. Сам же Тимпай стоял прямой, будто копье, гордый, но в то же время скромный, знающий себе цену.

— Мастер не ищет богатства, но знает древние обычаи северного народа. Он не хотел бы обидеть хозяев, а потому будет доволен любому подарку на усмотрение княжны.

— Тогда поговорим об этом позже, когда вернемся в город. Скажи, что за волшебство ты явил нам сегодня? Нет среди нас тех, кто раньше видел такое.

Слуга закивал.

— Пламенный зев. Мастер сожалеет, что при нем нашлось только два кувшина. Многих удалось бы спасти, если б их было больше. Я расскажу о Пламенном зеве. Недалеко от угодий Башни Темной луны прямо из земли бьет ключом особое черное масло. Оно горит лучше животного, и тамошние умельцы догадались наполнять ими глиняные сосуды, а верх плотно затыкать тканью. Если поджечь такой снаряд и бросить во врага, сосуд разобьется, и огонь вырвется наружу.

Астли оценил чудное оружие, а вот Аммия оказалась раздосадована, что пришлось отринуть всякую мысль о его божественном происхождении.

Феор кивнул на тоннель.

— Этот змей, что появился в наших краях. Не так давно он разорил Шелковицу, потом прошел у Хаонитовых могил и вот добрался сюда. Знаешь ли ты что-нибудь о нем?

— В пустынях Ренга рассказывают легенды о гигантском змее, который может летать по воздуху и рыть землю, подобно червям. Там его величают Нокташем, Искателем и страшатся едва ли не больше, чем самого Воссиянного.

Аммия вспомнила, что на юге Скитальца почему-то называют Воссиянным.

Слуга продолжил:

— Несколько лет назад подобные ходы мастер наблюдал у Камышового Дома, но там зверь не разорял селения, не пожирал скот и людей, да и размер тоннеля был поменьше, чем этот. Мастер видел ходы у града Сорна, потом у Шелковицы, а теперь здесь. Зверь зачем-то идет на север, будто его что-то приманивает.

Княжна почувствовала устремленные на нее взгляды Феора и Астли и покраснела.

Сварты пропустили их ближе к грунтовому валу, где будто побывал громадный крот. Кто-то засветил лампу. Тимпаю сразу отвели роль знающего.

— Княжне не стоит идти, — предупредил он.

— Я пойду, — твердо решила Аммия.

Тимпай пожал плечами и прислушался, не доносится ли из тоннеля гул, и только потом поманил остальных за собой. Даже высокий Феор шел по проходу не сгибаясь — таких он был размеров.

Внутри Аммии сразу стало не по себе. Повеяло затхлым болотом, пришлось зажать ноздри. А уж когда она разглядела на оплавленной почти до зеркального блеска земле полупереваренные конечности, ошметки плоти и обломки костей, ее едва не вывернуло наизнанку.

— Хатран благословенная, — в изумлении выдохнул первый советник, и голос его отозвался звучным эхом.

— Шкура Нокташа поросла броней толстой, будто сталь, никакое оружие ее не пробьет, — объяснил храмовник, — даже чан кипящей смолы едва ли нанесет ему вред. Такую тушу одолеть может только великая сила.

— Баллиста? Камнемёт? — предложил Астли.

Тимпай и слуга его покачали головой.

— Нет, но ты думаешь в верном направлении, мой друг. Большая скала, если ее обвалить, наверняка прибьет змея.

— Можно ли его заманить?

— Вряд ли. Рифмованные хроники нашего ордена говорят, будто его притягивают пахучие растения, например, резеда, жасмин или эвкалипт, но бессмысленно бегать по заснеженным пустошам с мертвым цветком. Одно мастер знает точно, змей время от времени должен пить, поэтому западню можно устроить у источника воды.

— На севере есть места, где на сотни верст всего одна речка, — почесал бороду Астли.

Храмовник снова замер и поднял руку, призывая к тишине.

Из темной бездны донесся шелест — далекое, чуть различимое дуновение затерявшегося ветра. В полной темени, которую едва разгонял слабый свет лампы, шум этот показался особенно зловещим.

— Слышите? — спросил он.

Аммия закивала. Мрак впереди зазывно шептал, и чудилось, будто вот-вот из теней появится одно из тех страшилищ, что проникают в ночные кошмары.

— Что это?

— Смерть, — тихо и многозначительно произнес слуга, — Есть ли те, кто побывал в тоннеле и после захворал или почувствовал себя дурно?

— Один человек, Барт. Он пробыл там несколько дней, — сказала Аммия.

Тимпай обернулся, на лице его отразилась тревога.

— Он в городе?

— Где ж ему еще быть, — пожал плечами первый советник. — Сейчас он слаб и оправляется от шока.

— Человека этого нужно тотчас же убрать в отдельное помещение и следить за ним.

— Что с ним не так? — нахмурив брови, настороженно спросил Астли.

— Я расскажу об этом, но позже. Дальше мы не пойдем. Слишком опасно.

Храмовник вывел их обратно под открытое небо. Аммия поежилась от стылого ветра. Опускавшаяся ночь обещала быть холодной.