Воспоминания старого шамана. Путь волка - Хамархан Александр

не сидел на месте и времени он даром не терял. Развел костер дровами, припасенными с предгорья. Погонщики стояли, обсыхали у костра, они оттуда наблюдали, как пойдет последняя повозка.

Молодой, ретивый жеребец занервничал – чего-то испугался. Как мулл упрямый, он не захотел идти вперед. Пришлось его тащить в буквальном смысле. Один тянул под самые уздцы, второй же сзади погонял кнутом. Телега в воду погружалась. Колеса медленно вращались, подскакивали на каменистом дне.

Коля, чтобы не сносило, правильно коня поставил, чуть выше, под углом к течению реки. На середине он махнул рукой. Не стал судьбу испытывать повторно. Другой спустил телегу вниз. Он переждал, пока его товарищ, другого рысака привяжет к ней. А после, свою лошадь хлестанул. Она рванула резко в гору и потянула за собой весь малый караван.

Конь молодой ведущего почуял и перестал упрямиться. Перебирал ногами, и сам вытаскивал двойной тяжелый груз.

– Ну, вот и переправились, – Николай сказал.

Хотя промерзли и устали, но караванщики сначала напоили лошадей. Один из них сготовил наспех небольшой обед. Перед обедом, погонщики согрелись у костра. Спустя минуты было жарко. Намокшая одежда подсыхала, парила на телах людей. Путники вращались разными боками, рассматривая яркое живительное пламя.

Вода зашипела в котелке. Коля бросил горсть травы, перемешал ее оструганным прутом, и котелок поднял с огня. По обожженным плошкам травяной настой разлил. В запасе, с прошлой остановки, в мешочке оставалась «золотистая мука» (пережаренная). Ее высыпали в чай, и молока туда добавили, и подсолённого арбина (конского нутряного жира).

Караванщики «бульона» отхлебнули, достали из походного мешочка аарул (сухой творог), каждый взял по пригоршне и начал угощаться. Горячий чай их согревал внутри, кровь «разогретую» по венам разгонял. Он организм насыщал и восполнял утраченную силу. Разгоряченные товарищи ожили, разговорились каждый о своем. Товарищ Колин взял кусочки вяленого мяса и разложил их по тарелкам, залил водой. Комочки разбухали, вбирали влагу и увеличивались многократно. Туда же, он положил и сухари из полотняного кулька.

Коля достал кисет с приправой и по щепотке в тарелки сыпанул. Когда обедать сели, каждый думал о своем. Мясной бульон хлебали, закусывали аарулом. Отдыхали от дороги, под звуки шумной, неспокойной горной речки.

Стоянка кочевников. Дух – хранитель очага

Недалеко от их костра стоянка оказалась. Кочевники, когда перегоняли скот, здесь остановку на ночь сделали. Трава примята под «невидимым жилищем» – тут располагалась юрта. В центре большого круга, по-прежнему, тлел пепел в очаге.

– Укочевали незадолго до нашего прихода, – вслух подметил Коля.

– Одна семья: три человека, а может быть, четыре –взрослых, – его товарищ отозвался. – Шли вдоль реки, спускались с этой стороны, – он по следам определил.

Из любопытства, самый младший, пошел кочевье бывшее смотреть. Прошагал через траву, примятую от юрты, разворошил едва остывший пепел. Понаблюдал немного и назад вернулся.

– Ах, ты Ёхорный Мухор! – Коля с места подскочил. – Он со всего размаха отвесил молодому оплеуху.

– За что? – тот встрепенулся, не понимая собственной вины. Рукой одной схватился за вздувшуюся щеку.

– Вы что, его не научили? – Коля недоумевал. – Не по своей земле идем, – не мы хозяева в таких местах! Не знаешь, если, местных правил, тогда у старшего спроси! – он посмотрел на молодого караванщика.

Они с конем, как пара сапогов: что конь упрямился и норов показал, что молодой полез без спросу чужие вещи ворошить.

– Да ладно ерепениться тебе, – пытался успокоить Колин друг. – Не знал он, – то моя вина, не объяснил ему заранее. Он больше этого не повторит.

– Сам знаю, что не повторит, – глянул исподлобья Коля на молодого караванщика.

Тот голову втянул и постарался, больше, не попадаться на глаза.

– Теперь послушайте меня, – окинул взглядом караванщиков. – Не дома мы идем, не в наших землях. Тут в каждом месте божества свои. Мы чужаки здесь, за нами наблюдают постоянно! Коли идем спокойно, не нарушаем их покоя – тогда помилуют, – не тронут. А если будем их тревожить, топтать жилища, очаги ворочать – тогда проблемы нагребем. Даст Бог теперь, если отпустят с миром. Здесь по поступкам судят, но не по разговорам!

– Да ты скажи, за что ударил молодого, а то ведь не поймет, в чем провинился, – высказался Колин друг.

– Когда стояла юрта, здесь горел очаг, алтарь внутри у очага, земля с травой примята. Увидишь, ежели, такое – не лезь и не тревожь, как будто до сих пор стоит на этом самом месте.

– Ты, Николай, другим скажи, что будет, если нарушать законы? – просил его товарищ.

– Если траву под юртой топчешь, тогда ты очень сердишь Духа. Он всюду следует за пастухом. Но осквернив места святые, ты силы навлекаешь на себя и на товарищей своих! Неважно, знаешь ты об этом или нет, – так объяснил причину Николай. – Нельзя пепел ворошить в потухшем очаге, – то место – священное для пастуха. Веди себя везде, как гость! Чего не знаешь, так спроси, прислушивайся к старшим, приглядывайся к их делам, – смягчился Николай.

После тяжелой переправы нервы были на пределе. И впереди их ждал еще не малый путь.

– Ты прав, согласны мы с тобой, – путник пожилой ответил. – Ещё какие правила, – ты нам про них скажи.

– По сторонам ни шагу от обоза! Места здесь мистикой наветы: легендами, сказаньями. Много людей ушло отсюда, внезапно прямо к праотцам. Кто-то духовно, благостно вознесся, по своему желанию. В народе про таких, – истории слагают. Кого-то силы оборвали, прервав его бесславный путь.

В местах, таких, ничто не остается незаметно. Любые действия и мысли, здесь, будто на ладони видно. Тут мысли человека, легко, как книгу можно прочитать.