Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения - Джеймс Амбуэлл

Подняв глаза на ее владельца, я успел заметить, как всколыхнулась от движения его одежда: по ее плотной однородной поверхности расходилась пурпурная зыбь. Очевидно, он был не менее стыдлив, чем я. И все же невольно возникал вопрос: что за беда, если бы я увидел, как он высовывает из-под мантии руку, вынимает из уха украшение и бросает мне на колени? Зачем он отвлек мое внимание, прибегнув к обманному маневру с несуществующим дельфином?

Да, и еще одно: насколько я мог разобрать, в его одеянии, на вид цельнокройном, не было отверстий и разрезов. Больше всего похожее на монашескую рясу, оно не застегивалось и не запахивалось спереди, нельзя было различить ни рукавов, ни чего-то похожего на проймы! Но об этом, вспоминая его облик, я размышлял уже впоследствии, тогда же мое внимание было занято медальоном.

Он и в самом деле походил на те три, которые мне удалось добыть за многие годы, тот же металл с серебристым отблеском. Однако свои экземпляры я давным-давно проверил, и анализ не выявил ни серебра, ни платины — ни других примесей, которые можно было бы идентифицировать. Тот образчик, который я сейчас разглядывал в лучах угасающего света, был не более двух дюймов в диаметре. Однако всю его поверхность покрывал витиеватый орнамент, непостижимо тонкий и искусный, так что его хитросплетения (не говоря уже о таинственных, по большей части подводных, сюжетах) действительно наводили на мысли о странном и даже неземном происхождении. Пожалуй, именно загадка происхождения так привлекла когда-то меня в этих произведениях. Не меньше она будоражила мое воображение и сейчас.

Как я уже упоминал, высочайшее качество отделки поражало воображение, хотя это выглядело не резьбой, а скорее чеканкой, как на монетах из драгоценных металлов. Несомненную красоту тонких рельефных узоров, на мой взгляд, несколько портило изображение устрашающих, зловещих чудовищ. Неудивительно: и на экземплярах из моей личной коллекции также красовались фантастические рельефы, изображавшие странных существ, подобных рыбам или лягушкам (причем некоторые обладали чертами и тех, и других), не только странно похожих на людей позами и жестами, но и облаченных в почти человеческую одежду, напоминавшую наряды конца XVIII — начала XIX века! Эти мелкие фигурки как бы служили или даже поклонялись более крупным, куда более уродливо-чуждого вида тварям.

Что касается родины этих орнаментов и странного сплава, из которого медальоны были выполнены, — здесь ничего нельзя было сказать с определенностью. Мои друзья дома, в Англии, довольно авторитетные эксперты, предлагали самые разные гипотезы на этот счет — от Камбоджи или Папуа Новой Гвинеи до островов южной части Тихого океана, в частности, Гавайев. Однако я — несмотря на знакомства за границей — не имел выходов на эти отдаленные регионы, а свои образцы приобрел на аукционах или в нумизматических магазинах на юго-западе Англии, а именно в девонширском Эксетере и корнуолльском Пензансе.

Кстати, о последнем: это было совсем не удивительно, ведь в давние дни Пензанс корнуоллский славился своими пиратами, и остатки их трофеев — награбленного добра, привезенного из заморских стран после их кровавых плаваний — можно по сей день (хотя и все реже) встретить на небольших аукционах или распродажах в антикварных лавках по всем юго-западным графствам. Главное, разумеется, — знать, где искать.

Но не только пираты — еще относительно недавно, в VIII–XIX веках не было недостатка и в законопослушных мореплавателях, так что порты Плимута или Фалмута буквально кишели судами, вернувшимися с полным грузом заморских товаров. И, конечно, среди моряков находились те, кого интересовала не только обычная продукция — кое-кто даже привозил в Британию «компаньонок», — смуглянок с тропических островов, которые в плавании становились «женами», своим «мужьям»-морякам.

Из слухов, десятилетиями передававшихся из уст в уста бывалыми морскими волками, рождались байки, которые и сейчас можно услышать где-нибудь в портовом кабаке, о том, что некоторые из этих туземок носили диковинные, холодные, но притягательные золотые украшения. Эти истории я считаю не столько россказнями, сколько правдивой, достаточно точной передачей истинных событий, случившихся в прошлом, а необычные образцы из собственной коллекции, к моему удовольствию, служили тому достаточным и ярким свидетельством.

Сейчас, пока я изучал серьгу незнакомца, эти факты проносились в моих мыслях. Думаю, что выражение моего лица — на котором отражалось не изумление от первой встречи, а скорее радость узнавания, — по-видимому, показалось убедительным и определило ход нашей дальнейшей беседы.

Казалось, он принял на веру все мной рассказанное (хотя и не доверял сначала), потому что поведение его стало более непринужденным.

— Любопытно, не правда ли? — заговорил он, и я убедился, что в голосе его нет ни малейшего признака былого отчуждения и напряженности. — Я об этих миниатюрных рельефах на диске.

— Чрезвычайно, — согласился я, по-прежнему сдержанно. — В самом деле, они поразительны… чтобы не сказать уникальны.

Вспомнив о повышенной чувствительности незнакомца, я испугался, что эти слова его заденут. Но можно было не волноваться.

— Истинно так, — кивнул он. — А по выражению вашего лица я заметил, что вам и впрямь доводилось видеть нечто подобное и прежде — вы ведь утверждали, что даже владеете несколькими. Позволите ли вы спросить, каким образом они к вам попали? Поймите, я не подвергаю сомнению ваши слова, но любопытно узнать, каким образом англичанин мог получить в своё распоряжение эти… ну, скажем, раритеты… и чем объясняется ваш очевидный интерес к ним.

Сочтя, что ничто не мешает мне ответить на его вопрос, я, попутно складывая вещи, поведал о том, как пришел к своей профессии: рассказал о юности, о годах работы учителем математики в ньюквейской школе; о том, как, живя на берегу моря, интересовался океанологией во всех ее аспектах (но больше как хобби, чем профессионально), о том, как позднее во мне вспыхнула страсть к нумизматике, когда я получил в наследство от умершего отца его коллекцию монет и медалей (он собирал ее всю жизнь); как к тридцати годам сменил профессию учителя на любимое дело. И еще я подтвердил, что среди многих сотен экземпляров, которые мне оставил мой старик, действительно были монеты или медальоны, сходные с серьгой.

Более того, я пустился в рассуждения о своих теориях и открытиях (или, скорее, об отсутствии таковых) касательно происхождения этих необычных, чем-то странно отталкивающих и в то же время восхитительных украшений. На мой взгляд, рассказал я, они появились в Англии между 1820 и 1830 годами, вместе с островитянками из южных морей. В конце я описал, по возможности детально, образчики из