Другая обычная магия - Андрей Волковский

— Ладно, давай я попробую что-то порешать. Позвоню кое-кому. Может, что и выйдет.

Человек и сам не очень-то верил в свои слова, но Сторож решил дать ему шанс.

— Сутки.

— Сегодня пятница. На выходных никого не найду. Дай неделю. Ну или хотя бы пять дней.

Валерий всегда казался Сторожу сильным и умным человеком. Но сейчас в смертном будто что-то надломилось.

— Вернусь в среду.

Человек кивнул.

По эту сторону

Антона отправили в этот мелкий сонный городок по распределению. Уезжать из родных мест не хотелось, но Антон не жаловался: спецотдел исправно платил зарплату. Пусть небольшую, но каждый месяц без задержек. На фоне повальной безработицы и жуткого безденежья знакомых учителей, научных сотрудников, библиотекарей и даже милиционеров Антон мог считать себя неплохо устроившимся.

Встретили его приветливо. То ли потому, что нравы тут были простые, то ли потому, что местный спецотдел состоял едва из десятка человек: треть состава отозвали на Кавказ, а ещё двое вышли на пенсию.

Из достопримечательностей тут были кинотеатр, три памятника и расположенное к востоку от города старое водохранилище, куда летом ездили отдыхать горожане.

Антону выделили комнату в общежитии. Вообще-то «спецов» селили в ведомственных домах или общагах, но в крошечном городке такого не было, и в этом общежитии обитали и несколько сотрудников спецотдела, и милиционеры на пенсии, и работники горадминистрации, и даже пара учителей местной школы.

Общежитие — самое высокое здание в районе: целых двенадцать этажей! — стояло на холме, и из Антонова окна на седьмом открывался прекрасный вид на далёкую реку, центр города и сквер на соседней улице. Красота! Пусть даже комнатка была крохотной, обои выцвели, а стены, пол и потолок поросли пылью. Он прочихался и взялся за уборку.

Вечером Антон сидел у окна в уже почти чистой комнате и любовался умиротворяющим пейзажем: закатное солнце заливало оранжевым и золотым задание спецотдела и городской администрации, местный кинотеатр, пятиэтажки спального района, частный сектор рядом с общежитием и сквер. Молодой спецотделовец вдыхал летний воздух, слушал весёлые детские голоса под окном и ощущал радостное предвкушение: ему понравится, точно понравится жить и работать в этом милом маленьком городке.

В первую же неделю Антон встретил в коридоре спецотдела Сторожа. Сначала не понял: идёт себе бородатый седой старичок и идёт — может, заявление пришёл писать? Но когда старик поднял на него глаза — синие-синие, Антону стало сразу и жарко, и холодно. Ужасно разболелась голова, и по всему телу разлилась неприятная болезненная слабость. Как тут не догадаться? Сторож.

Хозяин кладбищ прошествовал мимо, не удостоив человека вниманием. И чего это он так ауру раскинул? Антон слышал, что Сторожа сдержаны и к людям не суются. А тут Сторож прямо средь бела дня ходит по отделу и сдержанностью явно не отличается. Впрочем, теория часто не совпадает с практикой. Это Антон в свои двадцать четыре уже точно знал.

Сторож вроде бы вышел от начальника отдела Валерия Зиновьевича, но не спрашивать же у него, что к чему? Да и вообще если что-то по их ведомству на кладбище случилось, то им и так скажут. Однако никаких новостей, связанных с кладбищем, ни на планёрке, ни после так и не прозвучало.

Вскоре Антон забыл о Стороже. Обживался на новом месте, ближе знакомился с коллегами, вникал в тонкости работы. Коллеги требовали отметить назначение и проставиться, и Антон пытался решить, как не испортить рабочие отношения и при этом оставить первую зарплату при себе. Гулянка — это, конечно, хорошо, но у него мама — учительница начальных классов, отец на пенсии по инвалидности и две младшие сестры.

А вот с работой особых проблем не было: Валерий Зиновьевич оказался мировым мужиком, опытным, спокойным, без барских замашек и без новомодного панибратства.

Однако уже в среду Антон снова увидел Сторожа. Тот неведомо как оказался на срочном совещании: на днях из столицы пришёл приказ о сокращении штата. Только что в кабинете были одни сотрудники отдела — а вот теперь у кресла Валерия Зиновьевича стоит синеглазый старик с хмурым лицом.

— Стройка продолжается, — голос Сторожа прозвучал негромко, но так, что все услышали.

— Я всё перепробовал, — покачал головой начальник спецотдела. — Но, увы, не вышло. Они продолжат строить.

— Не «они», а «вы». Все вы люди. Все уговор нарушаете. Всем и отвечать придётся.

— Нет, послушай, — Валерий Зиновьевич встал из-за стола, — мы тут не при чём. У нас своих проблем хватает! А там такие бабки крутятся, куда нам против них?

Сторож покачал головой, отметая возражения.

— Я предупредил. И это второе предупреждение. Не послушаетесь — худо будет.

Спецотделовцы зашумели. Антон молчал, глядя на коллег. Он не знал, чем именно грозят предупреждения Сторожа, но чуял, что ничем хорошим это не кончится.

Валерий Зиновьевич пытался что-то объяснить, но хранитель кладбищ шагнул за кресло и исчез.

По ту сторону

Тварь, что была запечатана под старой частью кладбища, просыпалась. Ворочалась всё сильнее, тревожа существ на километры вокруг. Он слышал, как она скребётся под землёй, как тянет длинные щупальца, уходящие на многие километры от города. Туда, где встаёт солнце. Туда, где стоит созданное людьми водохранилище.

А ведь и кроме этой твари в окрестностях кладбища спит немало существ, жадных до человеческой силы и плоти. Но люди отчего-то ведут себя так, будто им всё равно.

Вот сегодня он был на собрании спецотдела. И что он увидел? Никого не волнует стройка. У каждого на уме одно и то же: я, моя работа, деньги, я, семья, деньги, увольте другого, я, я, я… Будто забыли, что все тут будут, без званий и денег, без чинов и без родных. Один человек перед смертью. Беззащитен. Слаб. Как ни крутись, а смерти все поддаются.

Но нет. Людям нынче только и надо, что денег, должностей, машину, квартиру. И ради этого они вековое соглашение похерить готовы⁈

Сторож впервые за десятки лет ощущал почти забытые человеческие эмоции: злость и раздражение. Как они могут не помнить о том, что по-настоящему важно? Почему забивают голову ерундой⁈ Сами себя губят. Два предупреждения из трёх прозвучали, а после третьего он отойдёт в сторону, предоставит им самим разбираться с тем, кто случится.

У него своих дел по горло будет. Он посмотрел на свои руки, морщинистые, покрытые тёмными пигментными пятнами, с тощими пальцами. Справится ли с этими делами его дряхлеющее