Гули - Эдвард Ли

- Мелисса сообщила тебе хорошие новости? - спросила она.

- Какие хорошие новости?

- У меня есть тетя в Карбондейле...

- Что, черт возьми, такое Карбондейл?

- Это город, дурачок, в Иллинойсе.

- Это самое глупое название для города, которое я когда-либо слышал.

- Какая разница, как он называется? В любом случае, моя тетя владеет рестораном рядом с университетом, и она предложила мне работу официантки. Чаевые хорошие. Говорит, что я могу зарабатывать двести пятьдесят в неделю после уплаты налогов, если буду стараться, а это намного больше, чем я зарабатываю в "Наковальне".

- Ты ведь не согласишься на эту работу, не так ли?

- Конечно, соглашусь. Я была бы сумасшедшей, если бы не согласилась. Это как раз то, что я ищу.

Курт попытался сохранить видимость уважения.

- Но если ты хочешь работать в ресторане, то здесь их полно. Зачем тащиться в Карбонтаун?

- Это... дейл. Карбондейл. И в этом суть - выбраться из Тайлерсвилля.

Ее презрение к Тайлерсвиллю проявилось без колебаний. Благодаря этому он увидел, как сильно она на самом деле ненавидит то место, где живет. Его так и подмывало возразить, но он терпеливо ответил.

- Почему бы тебе не задержаться здесь подольше? Может быть, подвернется что-нибудь стоящее, никогда не знаешь наверняка. Безработица составляет менее семи процентов, сейчас в Мэриленде есть все виды работ. В любом случае, ты можешь возненавидеть Карбонбург.

- Ты бы меня по-настоящему разозлил, если бы не был таким искренним, - сказала она. Она стояла в темноте, демонстрируя лукавую терпимость. - Но взгляни правде в глаза, Курт. Тайлерсвилль больше не является безопасным местом для жизни.

Он не мог с ней спорить по этому поводу. Она обходила его стороной, руководствуясь здравым смыслом, пресекая любые тактические действия. Он чувствовал себя бессильным и неуместным, мозг в теле незнакомца.

"Чертов Карбонвилль. Я никогда больше ее не увижу".

Через кухонное окно он смотрел на луну. Она казалась ближе к земле, чем должна была быть, ее детали были настолько утонченными, что казались ненастоящими, это была вовсе не настоящая луна, а показное подобие. Звезды тоже казались ненастоящими - сверкающие россыпи в небе. Внезапно его мир превратился в мрачный сюрреалистический сон. Это было правдой: если она уедет из города, он никогда больше ее не увидит. Его душа будет искалечена, а сердце разорвано пополам. Но что он мог ей сказать? Луна казалась бледной и обвиняющей, как лицо старика; она насмехалась над ним. Он чувствовал, как она притягивает землю и его мозг, и чувствовал себя потерянным.

Момент был бессмысленным. Он подошел и поцеловал ее. Поцелуй был долгим, но не особенно глубоким, и поначалу она никак не отреагировала. Затем, подавшись вперед, он обнял ее, и она сделала то же самое. Он почувствовал яркое тепло сквозь ее ночную рубашку.

Как долго длился этот контакт, он не мог сказать. Внезапно он осознал, что поцелуй закончился. Он снова стоял в стороне от нее, прислонившись к стойке.

- Зачем ты это сделал?

Вопрос казался обычным, ее голос был холодным и нейтральным. Его руки покалывало, как после приема крепкого напитка. Он увидел, что она держала сигарету, когда они целовались, но теперь она была сожжена дотла.

- Зачем ты это сделал? - снова спросила она.

- Я не знаю... Я хотел... нет, я должен был, если это не самое смешное, что ты когда-либо слышала.

Но затем его слова оборвались, замешательство и неловкость оборвали их. Она не приставала к нему, как он думал, и не прогоняла его. Он чувствовал себя дезориентированным, шатким, как будто стоял на корме качающегося корабля.

"Я всю жизнь придумывал оправдания. Сейчас я не буду оправдываться".

- Иногда я не знаю, что делать, - в конце концов сказал он. - Я не знаю, чего я хочу, что я делаю, куда я должен идти. Каждый раз, когда я оборачиваюсь, проходит еще один год, и все остается по-прежнему. Думаю, мне это нравится, очень нравится. Если я тебя обидел, а, похоже, так оно и есть, то я надеюсь, что...

- О, Курт, заткнись, - сказала она, но ее голос был очень тихим, очень спокойным. - Мы знаем друг друга большую часть нашей жизни, не так ли? Сколько я себя помню, всякий раз, когда мы оставались наедине, ты никогда не мог поговорить со мной начистоту. Ты ведешь себя так, словно сидишь на ящике с динамитом, и если ты скажешь что-то правдивое, то взорвешься. После стольких лет, тебе не кажется, что пришло время быть честным со мной?

Он ответил серым, решительным, монотонным голосом, как будто признавался в убийстве.

- Я люблю тебя, всегда любил. Я не говорю об увлечении или похоти. Нет, это любовь - я уверен. Всякий раз, когда я встречаюсь с девушкой, это ни к чему хорошему не приводит, потому что я хочу, чтобы она была тобой, но это ни к чему не приводит, потому что мне просто все равно. Я ждал, планировал годами, надеялся найти способ сказать тебе об этом. Но я так и не смог.

Наверное, у него не хватило смелости. Он откинул голову назад и вздохнул, улыбаясь, потому что знал, что она не может видеть его лица в темноте. Он должен рассказать все, просто обязан. Правда уже достаточно долго терзала его душу. Он должен очиститься от правды, каким бы плохим она его ни считала.

- Я ненавидел Ленни почти столько же, сколько любил тебя, и когда ты вышла за него замуж, я думал, что умру. Это было все равно, что быть похороненным заживо. Единственное настоящее стремление моей жизни исчезло в мгновение ока.

Он сделал еще один глубокий, очищающий вдох. Он очищал себя от этого. Наконец-то он сделал это, его час волка наконец-то настал.

- Помнишь урок английского, который мы вместе проходили в старших классах, когда каждый из нас должен был выбрать свое любимое стихотворение и проанализировать его перед всем классом?

- Я помню, - сказала она. - Это было в десятом классе, верно?

- Точно, в десятом классе. И стихотворение, которое ты выбрала, было написано Эмили Дикинсон "Потому что я не мог остановиться из-за смерти", а Глен спел какую-то дурацкую песню Black Sabbath, но моим было стихотворение Байерса, о котором никто, включая учителя, никогда не слышал. Стихотворение называлось "Трое", и последние строчки были такими: "Это длится вечно, но я могу ждать