Романтические истории - Альберт Вениаминович Цессарский

— Марья Владимировна, не скрывайте от меня ничего! Вы знаете, что грозит за укрытие или за помощь… Ради бога, будьте осторожны! Вдвойне! Втройне! Не вступайте ни в какие разговоры. Не верьте никому, кто бы ни приходил. Да еще от меня! Откуда он узнал обо мне? Откуда?

Маша неотрывно следила за ним со страданием на лице. Он остановился перед ней, повторяя с ужасом:

— Откуда? Обо мне откуда?

Нехорошая жалость шевельнулась у нее в душе.

— Не волнуйтесь. Просто кто-нибудь на хуторе проговорился, что вы к нам ездите.

— И вот использовать мое имя… Боже мой! С какой целью?

— Побоялся, что чужому откажут в куске хлебе, назвался вашим знакомым. Что тут страшного?

Он схватился за голову.

— Вы ребенок! Вы не понимаете, что может случиться. Немцы ужасно подозрительны. Если б вы знали, сколько приходится терпеть унижений! Работать у гитлеровцев — это ад. Я не повесился только потому, что надеюсь: мы с вами будем вместе, будем счастливы. Что вы так смотрите? Думаете, я что-нибудь скрываю? Клянусь всем святым, я ни с кем не связан, никого к вам не посылал. Вне подозрений! Вы мне верите?

Она опустила голову.

— Да, верю.

— Ну вот и хорошо. И надо вас увезти отсюда. Как можно скорее. Где же Владимир Степанович? Нужно сейчас же укладываться и ехать…

— А знаете что, Федор Лукич? — вдруг громко и весело сказала Маша. — Я с вами сейчас не поеду.

— Как? Вы же только что… Почему, Марья Владимировна, Маша?

— Очень просто! — пропела она и перевернулась на одной ноге, рассмеялась. — Я ведь еще никогда замуж не выходила, не могу так вот взять и переехать. Надо мне и похныкать и попеть…

— Шутки в такое время! — Он неодобрительно покачал головой. — Ребенок! Но обещайте, если я узнаю, что вам грозит беда, примчусь, и вы поедете.

— Поеду. Но и у меня к вам просьба: не говорите отцу об этом старшем лейтенанте. Он верит, что это ваш знакомый, и ладно. Зачем его волновать? Никому не говорите.

— Рассказывать! Враг я себе, что ли?

— Что за люди он и его товарищи, не знаю. Но греха на душу брать не хочу.

— Да вы не волнуйтесь. Какое мне до них дело!

— Уговорились. Садитесь обедать, отец идет. — И она как ни в чем не бывало стала собирать на стол.

Старик еще из сеней закричал обрадованно:

— А я издали повозочку-то признал!

— Как там с ремонтом, Владимир Степанович? — спросил Федор Лукич, приподнимаясь и почтительно пожимая ему руку.

— Видимо, к вечеру кончат. — Старик подошел к рукомойнику, стал мыть руки. Бросил через плечо: — Охрану выставили, не подступиться.

Маша нарочито медленно прошла в сени, повозилась там. Сказала оттуда:

— Обедайте. А я… я к чаю смородины нарву… — Не спеша вышла из дому. И только когда убедилась, что в окно не увидят, побежала к лесу.

Она хорошо знала направление. Не раз в сумерках стояла она на опушке и с тоской слушала далекие шумы лагеря, иногда тихую песню.

— Стой! Кто такая?

Близко перед глазами дуло автомата. Пропотевшая у лба, выгоревшая пилотка, звездочка. И курносое, совсем мальчишечье лицо.

Ее не провели в лагерь, Базанов вышел к посту. Вышел чужой, настороженный. На известие об окончании ремонта будто вовсе не обратил внимания. Выговорил ей строго и недовольно:

— Ведь предупреждал: сюда идти только в крайнем случае.

Она сразу обозлилась:

— Для меня самый крайний. Пришла спросить, кто вы такой.

— А вы не догадываетесь!

— Вы меня обманули. Федор Лукич вас в глаза не видал.

— Ну и что?

— А то, что теперь не верю ни единому вашему слову. Может, вы у немцев служите? Или отсиживаетесь тут с оружием, сами себя охраняете. — Ей захотелось сделать ему больно. — Села кругом сжигают вместе с людьми, а вы тут песни распеваете…

— Это вы говорите?! Сидите под крышей и ждете, когда жених в город повезет… Удирайте, пока не поздно! Здесь жарко будет — не поздоровится! Живет рядом с фашистской сволочью, пальцем не пошевелила и смеет мне говорить… Вы зачем сюда пришли — прикинуть, кто сильнее, где безопасней? Чья возьмет? Уезжайте! Без вас обойдемся.

— И я обойдусь! — сказала она и отвернулась.

Но не ушла. Базанов видел, как она украдкой вытирает слезы. Неловко тронул ее за локоть.

— Будет. Сама напустилась…

— Почему вы сразу не сказали… все… про себя?..

Он улыбнулся:

— Откуда ж мне знать, кто вы такая, чем живете, о чем думаете?

Она повернула к нему лицо с дорожками слез на широких скулах. Совсем по-детски шмыгнула носом.

— Война эта проклятая заставила людей не доверять друг другу!

— Вы и теперь не верите мне, Маша?

Тогда она заговорила о главном, из-за чего пришла:

— Не могу больше… Не могу так, одна… И ничего, ничего своими руками. Дайте задание, поручите мне… Пожалуйста, я прошу вас!

Базанов помолчал. Снял фуражку, пригладил волосы. Смахнул сосновую иголку с рукава. Кашлянул. Наконец решился:

— Постарайтесь разузнать, когда будут пропускать первый эшелон. Может, через вашего этого… Федора Лукича? Ведь он где-то на железной дороге у немцев служит… Нам бы хоть за несколько часов. Лучше, конечно, за день. Как удастся. Но имейте в виду: узнает Федор Лукич о нас — донесет немцам. А усилят охрану — к дороге не подойти.

— Федор Лукич такого не сделает!

— Донесет, будьте покойны.

— Он честный человек!

— Ну да, честно на немцев работает… Так как же?

— Я сделаю все! — Она так боялась, что он опять перестанет ей верить. — А вы придете?

— Завтра.

— Как всегда?

— Как всегда.

— Так я пойду, а то хватятся в доме…

Когда затихли ее шаги, Митя глубоко вздохнул:

— Товарищ старший лейтенант, а вы заметили? На меня она ноль внимания!

— Заметил! — ответил Базанов, думая о другом.

То, что решающий час близок, в лагере понимали все. Базанова ждали, собравшись у костра тесной кучкой, в напряженном молчании. Он набросал на клочке бумаги радиограмму, передал Соне — зашифровать, отстучать в отряд. Груздев вытащил из вещевого мешка тол, разложил на солнышке. Базанову с самого начала показалось, что взрывчатки мало, хоть они и забрали все, что оставалось в отряде. Тогда же посоветовался с лейтенантом:

— Если тяжелый состав, Сочнев… у тебя опыт. Свалит паровоз?

— Как заложить! — таинственно ответил лейтенант.

Осматривая как-то окрестности лагеря, Базанов обнаружил неразорвавшийся снаряд. Теперь он послал двух человек за снарядом. У костра из черного корпуса выплавляли тол. Базанов без устали сновал по лагерю — подойдет к одному, к другому, поглядит, потрогает смазанный затвор,