Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

иностранных дел Эдуард Бенеш еще в начальной стадии обсуждения пакта безопасности, в марте 1925 года уверял Чемберлена, что «существует угроза Польше, но не Чехословакии» 204. В Праге тогда самоуверенно считали, что «Чехословакия не брала чужого пальто, и ей нечего волноваться», тогда как Польша «понимает, что коридор принадлежит не ей» 205. Кроме того, у чехов были свои счеты с поляками из-за Верхней Силезии, и Бенеш прямо заявлял в пражском парламенте, что рано или поздно Польше придется пересмотреть свои западные границы 206. Бенеш не доверял полякам и противился осуществлению совместной с Польшей политики в отношении Германии и попыткам Франции создать «Восточный Локарно» 207. Накануне конференции поляки пытались обхаживать чехов, но из этого ничего не вышло. Впрочем, даже единые действия Польши и Чехословакии вряд ли помешали бы Англии, Франции и Германии добиться своих основных целей на конференции, поскольку польская позиция не находила поддержки у главных участников.

В конечном итоге подписанные в Локарно соглашения поделили границы Германии на две категории — те, которые нельзя было пересматривать, поскольку они были гарантированы Англией и Италией, и те, которые не были. Понятно, что к первой категории относились западные границы по Рейну, а ко второй — восточные, с Польшей и Чехословакией. Основной, подписанный в Локарно договор, который принято называть Рейнским пактом, устанавливал «сохранение территориального “статус-кво”, вытекающего из границ между Германией и Бельгией и между Германией и Францией, и неприкосновенность указанных границ» (ст. 1). Германия, Бельгия и Франция обязались «не предпринимать друг против друга какого бы то ни было нападения или вторжения и ни в коем случае не прибегать к войне друг против друга» (ст. 2). В случае несоблюдения этих договоренностей участники обязывались «немедленно оказывать свою помощь стороне, против которой будет направлено такое нарушение или несоблюдение» (ст. 4). В меморандуме Форин Офис от 10 января 1926 года последнее положение расшифровывалось следующим образом: «Если Франция в нарушение договора подвергнется нападению Германии, та встретит совместное сопротивление Великобритании, Бельгии и Италии, как и самой Франции. Точно так же, если Германия подвергнется нападению Франции, последняя встретит совместное сопротивление Великобритании, Бельгии и Италии, как и самой Германии» 208.

Здесь важно иметь в виду и то, что к агрессии приравнивалось введение в демилитаризованную Рейнскую зону (Рейнланд) германских войск после ухода оттуда оккупационной армии. Таким образом, достигалось окончательное урегулирование послевоенных территориальных изменений на Западе. Германия добровольно отказывалась от Эльзаса-Лотарингии, а Франция — от каких-либо попыток отчуждения Рейнланда, который объявлялся демилитаризованной зоной. Восточные границы Германии не получали такого же статуса, поскольку все разногласия, которые могли возникнуть по их поводу, подлежали арбитражному рассмотрению, оставлявшему возможность пересмотра. В том же меморандуме Форин Офис от 10 января они странным образом объявлялись находящимися «на пути к решению» 209. 16 октября, в день рождения Остина Чемберлена, весь пакет локарнских договоренностей был парафирован. Окончательное подписание этих документов состоялось спустя полтора месяца в Лондоне, после обсуждения в парламентах стран-участниц.

Тяжелее всего рассмотрение «локарнского пакета» проходило в рейхстаге. Штреземан не привез с собой то, чего ожидала в буквальном смысле вся Германия, — конкретных договоренностей о выводе оккупационных войск. Даже с кёльнской зоной не было полной ясности. Ожидалось, что войска начнут покидать Кёльн уже в декабре, но Штреземан не мог сказать точно, когда они уйдут полностью (предполагалось, что в феврале 1926 года). «Я считаю, что эвакуация Кёльна должна быть осуществлена максимально быстро, — сообщал д’Абернон из Берлина. — Быстрое выполнение и завершение этой операции, предвосхищающее общественные ожидания, повысило бы нашу репутацию с точки зрения эффективности и присутствия доброй воли и стало бы огромным дипломатическим и политическим достижением. Мы должны чем-то удивить (немцев) в этом вопросе, даже ценой собственных неудобств и затрат» 210. Уже на берлинском вокзале возвращавшуюся немецкую делегацию ожидали толпы митингующих. Полиции пришлось оцепить вокзал и держать в секрете время прибытия поезда из Швейцарии. Никто из берлинских политиков не приехал встречать Штреземана и Лютера. Протестные настроения охватили и рейхстаг, где на Штреземана обрушилась волна критики 211. Против Рейнского пакта выступали националисты, считавшие, что Штреземан окончательно сдал Эльзас-Лотарингию, ничего не получив взамен. Протестовали коммунисты, понимавшие, что Германия поворачивается лицом к Западу. Кабинету Лютера, который, кстати, тоже не был единодушен, с большим трудом удалось договориться с рейхстагом. Памятуя о печальной участи предыдущих «предателей» — Эрцбергера, Ра-тенау, — Штреземан вполне реально опасался за свою жизнь.

Во Франции тоже раздавались протесты, хотя и не такие сильные, как в Германии. Французский кабинет в полном составе прибыл на парижский вокзал, чтобы приветствовать возвратившегося из Локарно Бриана. За последний год французы внутренне смирились с тем, что им придется покинуть левый берег Рейна. В это время у них появилась альтернативная идея создания на своей территории вдоль восточной границы мощной укрепленной линии обороны, получившей впоследствии название «линии Мажино». Негативную реакцию результаты конференции вызвали, как и следовало ожидать, в Польше. Скшиньский, правда, пытался убедить поляков, будто покинул Локарно с твердой уверенностью в невозможности передела границ 212, но ему не верили. Да и как было верить, когда все знали, что после парафирования документов в Локарно Скшиньский не стал пожимать Штреземану руку. Польский министр объяснял это потом своей забывчивостью 213. С большим трудом Скшиньскому удалось заручиться поддержкой сейма, где ему активно способствовали депутаты от земель с немецким населением. Были свои критики и в Чехословакии. Лучше всего дела с признанием достигнутых в Локарно договоренностей обстояли в Англии. Многие ожидали критического выступления в палате общин от Ллойд Джорджа. Ведь Локарнские соглашения, как-никак, открывали путь к пересмотру Версальского договора. Но бывший премьер остался доволен результатами Локарно. Король Георг V наградил Остина высшим британским Орденом Подвязки, а миссис Чемберлен, которая принимала участие в светских мероприятиях Локарно, стала Дамой Большого Креста Британской империи.

Подписание всех Локарнских соглашений прошло 1 декабря 1925 года в одном из залов Форин Офис (иногда говорят, что это была ратификация, но на деле прошла именно церемония подписания). Присутствовали те же лица, что полтора месяца назад парафировали весь пакет документов в Локарно. Торжества по случаю подписания были очень скромными, поскольку в Британии был объявлен траур по скончавшейся 20 ноября королеве-матери Александре Датской. В зале, где проходило подписание, Чемберлен распорядился заменить портрет британского короля Якова II, непонятно что там делавшего, на портрет лорда Каслри, бывшего министром иностранных дел в годы войны с Наполеоном и возглавлявшего английскую делегацию на Венском конгрессе 1814-1815 годов. Тем