Сталинград: дорога в никуда - Анатолий Алексеевич Матвеев

Временами покой нарушал близкий взрыв упавшего снаряда. Разговоры сразу же смолкали, все напряженно ждали, куда упадет следующий. Но русские мажут, и всем везёт.

Хельмут матерится:

– Чёртов Сталинград! Чёртовы русские! Чтоб вы все передохли и окочурились.

Вилли встаёт и идёт проверить, жив ли часовой. Тот, выдыхая паром, говорит, увидев Вилли:

– Эти русские никак не успокоятся.

Вилли, покивав головой в знак согласия, смотрит на небо. Тётушка «Ю», гремя своими тремя моторами, проплывает над головой. Она радует глаз, значит, будут письма и посылки. Вилли думает, что и ему что-нибудь перепадёт. Хорошо бы матушка прислала печенье из булочной Штайнмаера с миндалём и грецкими орехами. Пусть оно при перелёте поломается и покрошится. Ничего страшного, его можно есть и таким. Но лучше большой белый хлеб. У Штайнмаера самый вкусный хлеб в его родном городе.

Если разделить его напополам с Хельмутом, они оба будут сыты. Хотя бы на Рождество. Должен же у них быть хоть какой-нибудь праздник.

Опустив глаза, смотрит вслед удаляющемуся часовому, молчит и, провернувшись, возвращается в подвал.

Разговоры только о Готе и его армии. Каждую минуту кто-нибудь, прикладывая ладонь к уху, произносит:

– Гот идёт.

Другой подхватывает:

– Дрожите, русские шавки. Никто вам теперь не поможет.

Всем весело. Все уверены, что Рождество встретят с полными желудками. Хельмут трёт свою щетину и говорит:

– Надо побриться, а то ребята Гота примут меня за русского и возьмут в плен.

Гот спасёт нас, и всё будет по-старому. Каждый мечтает, что, когда прорвут окружение и подвезут продукты, наестся от пуза.

Хельмут смешит всех, показывая, как, обожравшись, он будет, едва переставляя ноги, поглаживая живот, ходить. Это вызывает смех и на время забывают о голоде. Слух у всех обострён до предела. Все ждут канонады от приближающегося Гота.

На улице что-то взрывается, подвал вздрагивает. Все толкаясь выскакивают на улицу.

Нет, это русский снаряд разорвался недалеко. Огромная чернеющая воронка и запах пороха – вот и всё.

Смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Гот, но в той стороне тихо. Пока тихо. Так всегда бывает перед наступлением.

Уходим в подвал ждать Гота. На улице не постоишь – мороз.

Часовой, покачиваясь влево-вправо, едва двигается. Если мороз будет крепчать, то он примёрзнет, не сможет сдвинуться с места и умрёт на своём посту.

Даже здесь, среди развалин домов проклятого города, в Вилли не угасает надежда на чудо. Снег хлопьями падает сверху, оттуда, где совсем белым-бело. Видит ли нас Господь, слышит ли Он нас?! Или за рождественскими заботами Он забыл про нас?

Самый молодой из последнего пополнения смотрит на Вилли, как на единственную надежду, и спрашивает:

– А почему русские не отмечают Рождество?

– У них нет бога.

Молодой смотрит на Вилли и не может понять, как нет бога. Но Вилли больше ничего не сказал. Ему хочется произнести: «Иди и сам спроси у русских».

Но он не говорит, а только отмахивается рукой, давая понять, что ему сейчас ни до чего. Мысли, одна страшней другой, не дают Вилли покоя: «Вот скоро Рождество, потом Новый год. А что дальше?»

Может, знай ответ на этот вопрос, ему было бы легче, чем сейчас, когда кругом только неопределённость. Все смотрят друг на друга, и в чужих глазах ищут ответ на вопрос: «А что дальше?»

Кто, кто тот человек, который ответит на этот вопрос? Вилли хочется плакать от безысходности. Он выходит на улицу, смотрит на пустое небо, сжимает ладонью кусок снега и протирает им лицо. Тысячи иголочек вонзаются в кожу.

Часовой, постукивая сапогом о сапог – мороз даёт себе знать, – спрашивает:

– Не спится?

Вилли молчит, повторять вопрос часовой не стал и, поворачиваясь, уходит в другую сторону.

В доме напротив у русских мелькнул свет, и Вилли подумал: «Наверное, русские тоже празднуют Рождество. У них есть причина веселиться. Это они окружили. Но почему, почему так получилось? Румыны виноваты, итальянцы. Зачем, зачем их взяли на эту войну? Неужели нельзя обойтись без них?»

Мороз становился крепче, и Вилли пошел к входу в подвал. Чем ближе он подходил, тем явственнее слышал, как по радио передают рождественский гимн:

О радостное, о благословенное,

Милостивое Рождество.

Тебя мы почитаем, тебя хотим мы слушать,

Радуйся, радуйся, христианский мир.

Бог не обещал нам ничего, и с него нельзя спросить. Но ведь должен кто-то ответить за происходящее. Но кто захочет отвечать? За кровь, за смерть, за рвущую на части тоску и голод.

И Вилли решает, что людям нужен праздничный стол, пусть там ничего не будет, кроме хлеба и сигарет, но пусть люди соберутся вместе, пусть поделятся теплом друг с другом.

Вдруг над головой прожужжал самолёт. Вилли показалось, что он видел «Тётушку Ю», и подумал: «Хорошо бы получить хоть рождественскую открытку от отца или от матери».

Но сейчас всё так медленно. Пока самолёт разгрузят, пока разберут по дивизиям, потом по полкам, потом по батальонам, сколько же пройдёт времени – день, два, три.

Здесь только смерть не опаздывает. Она всегда приходит вовремя. Лучше бы она опаздывала.

Стол, праздничный стол не выходил из головы. Пусть хоть на мгновение все почувствуют уют: баланда с кониной и кусочек хлеба.

Свечка тускло освещает ящик из-под снарядов, накрытый плащ-палаткой. Все собираются вокруг стола, смотрят на свечку и вспоминают родных. Одна сигарета идёт по кругу. Делают затяжку и, запрокидывая голову, выпускают дым вверх. Над столом образуется облако табачного дыма. Конечно, запах не такой, как в блиндаже командира дивизии, но всё равно приятно.

Где-то грохочет, но это никого не касается. Единственное, что происходит: Хельмут произносит фразу, приятную всем:

– Гот спешит, чтобы поздравить нас с Рождеством.

Все не выдерживают и выбегают на улицу. Мороз обжигает всех.

Грохочет, но не с той стороны, откуда должен появиться Гот. Это русские решили выпустить в нашу сторону дюжину снарядов в честь Рождества. Они падают на соседнюю дивизию, но от этого не легче. Сегодня очередь соседей, завтра, может быть, наша.

Всех волнует вопрос, где Гот, почему он так медленно идёт к ним. Понятно, русские не хотят его пускать, но он им задаст. Он умеет это делать. Все уверены: Гот, хоть и с задержкой, придёт к ним, иначе быть не может, потому что сейчас Рождество, их Рождество, а не безбожных русских.

Примчался посыльный из батальона. Пока Вилли встаёт, он думает, что Гот близко, и он принесёт, как святой Николас, радостную весть и подарки, и все