Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

в отпуск. Поезд из Москвы прибывал в Николаев поздно вечером, последнюю остановку перед этим делал на закате солнца в Херсоне, вагоны на две трети пустели – большая часть пассажиров ехала отдыхать на Днепровский лиман или Чёрное море.

Всего-то час после Херсона до Николаева, однако тянулся он всегда томительно долго. Наконец за окном в сумерках, по-южному коротких, появлялись дома Кульбакино, значит, можно выносить вещи в коридор. В советское время лётная часть в Кульбакино была одним из мест распределения выпускников военно-технического авиационного училища (АВАТУ), что находилось в моём тоже родном Ачинске. Кто-то из них осел на Украине. Однажды ехал с таким земляком в Николаев в одном купе. Даже нашли общих знакомых среди преподавателей АВАТУ. Звали мужчину, насколько помню, Юрием. Невысокого роста, плотный, с живыми глазами, в речи проскальзывало сибирское «чё».

– Двадцать пять лет на Украине, но так и не перестроился, – заулыбался, когда я отметил эту особенность его лексикона. – Жена у меня хохлушка, нет-нет, да заворчит: «Шо ты чёкаешь? Выискалась чёкалка на мою голову!» Я в ответ: «А ты чё шокаешь? Тоже мне шокалка!»

И вот на аэродром в Кульбакино упали ракеты.

Я допивал чай, когда позвонила Елена Николаевна. Её поминаю каждое утро, молясь о здравии родных, близких, друзей… На её имени иногда проскальзывает мысль, «надо бы позвонить», и тут же всё забывается до следующего утра. Елене Николаевне за восемьдесят, но голос в трубке по-прежнему энергичный и певучий с неизменным «вот так», которым щедро оснащает речь, расставляя интонационные акценты. Мы обменялись дежурными фразами, а потом она сказала:

– Вот так, не могла вам не позвонить. Услышала о спецоперации на Украине и сразу вспомнила Зину-москвичку, Зинаиду Прохорову, может, её история заинтересует вас. Вот так.

Елена Николаевна открыла для меня тему «русские в Китае». Те, кто строил Китайскую Восточную железную дорогу – КВЖД, кто в двадцатых годах прошлого века бежал в Маньчжурию с частями белой армии, а в тридцатых – от коллективизации. Крестьяне и интеллигенция, казаки и профессиональные военные, священники и монахи. Это был трагический исход русского народа на историческом переломе. Елена Николаевна родилась в Маньчжурии, жила с родителями сначала в Харбине, потом на станции Бухэду, в четырнадцать лет приехала с матерью в Советский Союз. В девяностые годы в Омске образовалось общество харбинцев, Елена Николаевна познакомила меня со своими земляками, «русскими китайцами». Я открыл для себя в немалой степени горькую страницу в многострадальной истории нашего народа. Написал об этом ряд повестей, несколько рассказов. И вот звонок по теме, не связанной с Китаем, она напрямую касалась Украины вчерашней, позавчерашней и сегодняшней.

Передаю рассказ, поведанный Еленой Николаевной. В нём Елену Николаевну буду называть Леной, её подругу Зинаиду – Зиной.

…В то августовское утро Зина на самую малость, минут на пять, опоздала на завод. Прилетела из Москвы утренним рейсом, он задержался, Зина только-только успела добраться домой, оставить чемодан и сразу на работу. Бурно влетела в технологическое бюро механосборочного цеха:

– Здравствуйте! – громко бросила с порога. – Это к чаю! – подняла перед собой полиэтиленовый пакет с московскими конфетами.

Проходя мимо стола Лены, наклонилась и шепнула на ухо: «Уезжаю насовсем в Москву». И приложила палец к губам, мол, тайна, никому ни слова.

Зина, несмотря на бессонную ночь, проведённую в дороге, излучала солнечную радость…

Лена Захарова пришла на авиационный завод в конце пятидесятых годов. Была ещё девчонкой, восемнадцати не исполнилось, устроилась техником в технологическое бюро механосборочного цеха. Шефство над ней взяла Зина Прохорова. Была она в два раза старше Лены, однако разница в возрасте не помешала сблизиться, сдружиться. Жили рядом, в хорошую погоду после работы частенько, дабы не тесниться в переполненном автобусе, отправлялись домой пешком, путь занимал минут сорок, хватало времени поговорить. Лена частенько пускалась в воспоминания о жизни в Маньчжурии, русском городе Харбине, любимой темой Зины была Москва.

Зина приехала в Омск в августе военного 1941 года вместе с авиазаводом, эвакуированным из столицы. За год до этого окончила школу, поступила на завод. Рассказывала Лене, как вместе с производственным оборудованием ехала на восток.

– Была восторженной девчонкой, – вспоминала, широко улыбаясь, – навстречу шли поезда с пушками, танками, солдатами, а я, дурёха, до конца не понимала – впереди страшная война. Казалось, победа не за горами. Ехали мы с командировочными удостоверениями. Командировка окончится – и домой. Понимание трагедии придёт позже, когда будем сутками сидеть на заводе, мёрзнуть, голодать, лишняя миска супа, что давали за хорошую работу, самая желанная премия. А тогда было страшно интересно в поезде. Дальше Ярославля из Москвы на восток не ездила, а тут едем и едем, и конца-края нет – поля, леса, горы Урала, реки, не могла насмотреться, надышаться воздухом дороги. Под стук колёс засыпаешь, под стук колёс ты просыпаешься… На себе почувствовала песню «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек…».

Отгремела война, завод остался в Омске, с большой неохотой отпускал москвичей-специалистов, приехавших в Сибирь в сорок первом, обратно в столицу. Зина приехала в Омск с мамой, та тоже заводчанка, работала клёпальщицей. А ещё Зина родила в сорок четвёртом году Нину. Однажды Лена спросит, кто отец дочери, по реакции подруги поймёт, данная тема ей более чем неприятна. Дочери Зина говорила, что отец погиб на фронте. Когда Лена познакомилась с Зиной, та жила в коммуналке с матерью и дочкой, потом они получили двухкомнатную квартирку. Была бы Зина одна, возможно, уехала в Москву, вырвалась с завода, но где в столице жить втроём? Поэтому смирилась с мыслью остаться до смерти сибирячкой. При этом любовь к Москве не ослабевала, столица оставалась самым дорогим местом на земле. Отпуск проводила исключительно в Москве. По натуре человек активный, много лет руководила профсоюзной организацией большого цеха, ей без труда можно было по профсоюзной путёвке поехать на Черноморское побережье или в Прибалтику, в дом отдыха, санаторий, совершить путешествие на Кавказ или в Среднюю Азию – «велика страна моя родная», Зина слушать ничего не хотела – только Москва.

– Знаешь, – признавалась Лене, – Новый год пройдёт, и сердце начинает настраиваться на Москву. Казалось бы, столько месяцев ждать, но я в мыслях уже там… И как-то веселее жить от этой перспективы. Утром проснёшься, включишь радио, оттуда: «Говорит Москва», и светлеет на душе.

Не всегда отпуск удавалось взять летом, бывало, давали весной или осенью, но неизменно Зина уезжала на поезде или улетала на самолёте в столицу. Запасалась нарядами, обязательно шила платье по сезону. В Москве не только ходила по гостям, любила посещать театры, концерты. Предварительно изучала репертуар московских театров, списывалась с двоюродной сестрой, чтобы та загодя купила билеты.

Возвращалась из Москвы окрылённой, воодушевлённой, переполненной эмоциями. Рассказывала о спектаклях с участием Олега Табакова или Владимира Высоцкого, Марины Неёловой или Татьяны Дорониной, Олега Ефремова или Юрия Соломина. Посещала эстрадные концерты, выставки. Каждый день старалась провести с пользой. Никаких телевизоров, бесцельного времяпрепровождения.

Приезжая в Москву, в первый день с утра обязательно отправлялась на Красную площадь. Сам путь настраивал на праздник. Спуститься в многолюдное метро, вдохнуть неповторимые, характерные запахи, затеряться среди вечно спешащих москвичей, так спешили только они – сосредоточенно и целеустремлённо. Войти в вагон, услышать «двери закрываются…», ощутить скорость, которую набирал поезд, отъезжая от станции, мчаться стрелой по подземной дороге. На станциях пересадки не бежала сломя голову из пункта «А» в пункт «Б», любовалась декором подземных дворцов. Так и хотелось сказать москвичам, бегущим мимо: остановитесь, посмотрите, ведь глаз не отвести, а вы не цените! Наконец поднималась на поверхность… Когда-то ребёнком привёз на Красную площадь отец. Добирались на трамвае. В памяти не осталось, с какой стороны вышли на площадь, но навсегда запало восторженное чувство от картины, открывшейся взору, – высокие башни Кремля, собор Василия Блаженного, синее небо над всем этим…

Зина была горожанкой. Если кто-то из омских знакомых начинал описывать деревенские красоты, среди коих вырос, она в ответ говорила о Красной площади, набережных Москвы-реки, ВДНХ, Ботаническом саде. На Красную площадь приезжала, как к стародавнему сердечному другу, которого не могла обойти после долгой разлуки. Любовалась многоликостью собора Василия Блаженного, мощной линией кремлёвской стены. И всё было здесь к месту: и здание ГУМа,