«Создать невыносимые условия для оккупантов»: движение сопротивления в Крыму в годы Великой Отечественной войны - Сергей Николаевич Ткаченко

боев на полуострове. 6 сентября 1943 г. севернее поселка Зуя, близ дер. Бешарань-Атары (ныне Новожиловка), самолетом была заброшена диверсионная группа в составе 9 человек: А. Вуколова, И. Анненко, В. Пропастина, Л. Щукина, А. Добровольского, И. Мотузко, П. Бондаренко, А. Поплавской и командира Ф.Т. Илюхина («Верный»)[1169]. На протяжении восьми месяцев разведчики осуществляли диверсии на железных дорогах – только с сентября до декабря 1943 г. пущено под откос 4 эшелона, захвачены ценные документы и контрольные пленные, перевербован начальник полиции, на Большую землю по рации было передано около 300 донесений о дислокации частей и техники врага[1170]. Группе «Верного» неоценимую помощь оказывали патриоты Крыма: В.М. Рыбовалов, Н.М. и К.Н. Кравцовы, И.Ф. Дерюгин, В.Е. Корецкая, Ф. Никитюк[1171]. Много сделали для приближения победы над врагом Сима Кляцкая и ее муж Алексей. По заданию командира спецгруппы они ходили в разведку, доставив 50 донесений из Симферополя и окрестностей. 4 января 1944 г. при выполнении одного из заданий Кляцкая с мужем в селе Бочалы (ныне Ударное) были преданы провокатором. Укрывшись в школьном здании, они отстреливались до последнего патрона. Не желая сдаваться в плен, подорвали себя гранатой[1172]. Гибли и другие разведчики, и их агенты.

Однако одним из серьезных недостатков в зафронтовой работе стало отсутствие должной согласованности и взаимодействия между органами, осуществлявшими работу на оккупированной территории. Это отрицательно сказывалось на эффективности разведывательной, диверсионной и контрразведывательной деятельности в тылу противника, а иногда приводило и к провалу операций и гибели разведчиков. Во многих случаях на сравнительно небольшой территории работало сразу несколько советских оперативных подразделений, относившихся к тому же к разным ведомствам.

Например, при штабе Северного соединения и ОППЦ, базировавшихся и действовавших в Зуйских лесах, с середины 1943 г. находилось большое количество различных спецгрупп, опиравшихся на партизанскую зону, но проводивших разведработу в интересах своих ведомств. Это были: московская группа НКВД СССР, московская группа НКГБ СССР «Соколы», группа зафронтовой разведки СМЕРШ Отдельной Приморской армии, оперативная группа 4‑го Украинского фронта, оперативные группы НКВД и НКГБ Крымской АССР и группы войсковой разведки Отдельной Приморской и 51‑й армий. В результате отмечались случаи параллелизма, несогласованности в работе: в некоторых спецслужбах противника советские разведывательные подразделения имели по несколько источников, в других же они совершенно отсутствовали.

По словам бывшего заместителя командира Северного соединения по политчасти Н. Д. Лугового, район расположения штаба соединения и ОППЦ временами представлял собой «спецлагерь НКВД – НКГБ», в котором собирались до 100–120 сотрудников этих организаций с 8-10 действующими радиостанциями[1173].

По поводу такого скопления спецгрупп Ямпольский и Луговой пожаловались в КШПД, а Булатов направил представление в ЦШПД. 14 сентября 1943 г. последовал ответ от заместителя Пономаренко: «14.9.43 г. Булатову – из ЦШПД. Скопление 7 раций в бригаде, безусловно, вредно. Вероятно, группы остаются у вас в бригаде, так как получают от ее командования развединформацию. Исключите возможность получения группами такой информации, что будет стимулировать их выбор для себя самостоятельных районов дислокации. Окажите содействие группам в выборе и оседании в новых районах. Бельченко»[1174]. ЦШПД предлагал разумное решение вопроса, полагая, что хозяевами основной развединформации из Крыма должны остаться партизаны.

Вместе с тем, такое решение не учитывало, что реальные условия для эффективного использования партизанского движения в разведывательных целях затянулись в силу определенной линии на обретение необоснованной полной самостоятельности Штаба партизанского движения во главе с В.С. Булатовым. Даже в августе 1943 г. при постановке задач партизанским формированиям крымский обком (В.С. Булатов) и подпольный обком (П.Р. Ямпольский) на первое место выдвигали усиление политической работы среди населения, затем – диверсионной деятельности, и на последнем месте – разведывательных мероприятий. Когда же речь заходит о действиях разведотрядов и разведгрупп, руководимых кадровыми военными, можно уловить разницу в расстановке акцентов относительно задач разведывательной работы. Так, о направленности действий группы майора Ш.Б. Чернянского на основании архивных материалов, можно понять, что заброска негласных помощников на территорию Северного Крыма осуществлялась им в первую очередь с целью сбора разведданных, а уж затем – агитационно-пропагандистской и, наконец, диверсионной работы[1175]. Активизация глубокой разведки начиная с осени 1943 года на территории Северо-Западного Крыма и в его восточной части (Керченский полуостров) была связана напрямую с подготовкой массированного наступления наших войск с целью уничтожения немецко-румынской группировки войск в Крыму и освобождения полуострова. Именно в этот период разведотдел Северо-Кавказского фронта проводил активные мероприятия по заброске разведгрупп и созданию резидентур, оснащенных средствами радиосвязи, на основных узлах железных и шоссейных дорог, в местах группировки войск противника, оборонявшего Керченский полуостров. К этому времени система агентурной разведки армии и флота была восстановлена (напомним, что до весны 1943 г. проведение агентурных операций за линией фронта в звене «армия – фронт» осуществлялись по линии органов НКГБ и военной контрразведки). Усилиями разведки СКФ в сентябре 1943 года были получены данные о появлении в Крыму семи дивизий противника (4 – немецких и 3 – румынских), переброшенных с Тамани; о прибытии на аэродромы Крыма значительного количества бомбардировочной авиации; о переброске войск в Восточный Крым морем, по дорогам и железнодорожным транспортом; о насыщенности побережья окопами, ДЗОТами и другими инженерными средствами. Здесь было сосредоточено до 85 тыс. сухопутных войск при 60–70 танках и 50 минометных батареях[1176].

С целью борьбы с партизанами и советскими разведчиками немецкое командование к августу 1943 года эвакуировало большинство местных жителей из Керчи, Феодосии, сел Керченского полуострова и побережья в северные районы Крыма. В этих условиях появление среди оставшегося населения любого нового человека сразу же привлекало внимание немецко-румынских контрразведывательных органов. Поэтому тактика руководителей разведорганов СКФ сводилась к подбору, подготовке и заброске в нужный район разведчиков из числа местных граждан. Предпочтение отдавалось женской агентуре. Судя по донесениям немецких спецслужб об арестах советских разведчиков в предшествующий период (1942–1943 гг.), советские армейские и фронтовые РО практиковали массовую заброску именно девушек-разведчиц в районы Восточного Крыма. Способ преодоления линии фронта – самолетом с парашютным прыжком[1177]. Это однообразие в тактике советских военных разведорганов помогало немецко-румынским спецслужбам.

В этом отношении, вероятно, более гибкой была тактика специальных разведподразделений, действовавших в интересах 4‑го Украинского фронта. Например, уже упоминавшаяся оперативная группа УШПД при ВС 51‑й Армии в ноябре 1943 года перебросила в Крым ядро разведгруппы в составе: командир С. А. Гусев, комиссар В. П. Зоркин, начальник штаба И.В. Шибаев. Способ заброски – парусной лодкой через Каркинитский залив на территорию Ак-Шеихского района (ныне Раздольненского района). Группа пополнилась за счет местных патриотов. Один из ее опорных пунктов был создан на Садырском (ныне Славянском) молокозаводе. Руководил этой небольшой группой Александр