Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

шага, очевидно, стала назревавшая с 1907 года необходимость усиливать гродненские укрепления, флангово расположенные относительно возможного направления удара германских войск на Брест-Литовск. Новогеоргиевск оказался единственной крепостью, оставшейся на передовом западном театре, хотя еще в 1880-х годах Главному штабу было ясно, что одной ею обойтись невозможно[1210]. Одной из важнейших функций крепости ныне стало обеспечение войскам свободного перехода через Вислу и Нарев[1211]. По сути, это явилось откатом на целое столетие, к эпохе Наполеоновских войн: именно император французов считал главной задачей будущих укреплений Модлина охрану мостов через Вислу[1212]. Причем состояние переправ там оставляло желать лучшего, а их возведение тормозилось за счет развития речных коммуникаций в Средней Азии: мостостроительный материал уходил на наведение мостов через Амударью[1213]. Как бы то ни было, в этих условиях Новогеоргиевск уподоблялся Порт-Артуру, и на фоне событий недавней Русско-японской войны это сравнение было не слишком выгодным.

Согласно проекту усиления крепости на расстоянии 8–9 километров от крепостного ядра должно было быть возведено внешнее кольцо обороны из десяти фортов, доводящее их общее число до 18. Часть из них предполагалось объединить в фортовые группы. Работа началась только летом 1913 года и финансировалась довольно скудно. Не все укрепления на новой крепостной линии были закончены к началу Великой войны — например, фортовая группа XVa-b, на которую и придется главный удар неприятеля[1214]. Но даже в таком состоянии Новогеоргиевск являлся одной из самых мощных, если не мощнейшей твердыней в мире.

К моменту начала Первой мировой войны Новогеоргиевск находился в зоне ответственности 2-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта И. Ф. Мингина в составе 23-го армейского корпуса генерала от инфантерии К. А. Кондратовича. В состав дивизии входили 5-й Калужский императора Вильгельма I, 6-й Либавский принца Фридриха-Леопольда Прусского, 7-й Ревельский генерала Тучкова, 4-й и 8-й Эстляндский пехотные полки[1215]. Это были одни из самых прославленных негвардейских полков Русской императорской армии, имевшие более чем столетнюю историю. Они принимали участие во всех крупных войнах XIX века за редким исключением, и почти в каждой овеяли себя славой.

Также начало войны в Новогеоргиевске встретили следующие бригады 3-го округа Отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС):

Таблица № 11[1216]

Артиллерийский парк крепости включал в себя 6 батальонов и тяжелый дивизион крепостной артиллерии, всего 1099 орудий разного калибра и 208 пулеметов. По плану они могли быть снаряжены для нужд полевых войск уже на 12-й день мобилизации — с 1902 года подразделения новогеоргиевской крепостной артиллерии содержались в усиленно-мирном составе. Накануне Русско-японской войны 2 роты, 3-я и 24-я, Высочайшим повелением от 16 (29) ноября 1903 года, были выделены для формирования 3-го батальона Квантунской крепостной артиллерии[1217]. В ходе той войны заимствование артиллерии из крепостей на западном рубеже империи для обеспечения ею войск на Дальнем Востоке было обычным явлением. Нечто подобное повторится и в 1914–1915 годах.

Кроме того, в Новогеоргиевске незадолго до Великой войны несли гарнизонную службу 4 крепостных пехотных батальона, образованные 3 (15) октября 1889 года, 2-я вылазочная батарея[1218], крепостная саперная рота большого состава[1219], военно-голубиная станция 3-го и военный телеграф 2-го разрядов[1220]. С 5 (17) мая 1893 года в крепости существовало воздухоплавательное отделение, при котором 21 сентября (4 октября) 1913-го ГИУ предложило военному министру создать авиационный отряд. Вернее, план на сей счет был утвержден двумя годами ранее, однако его реализации помешала нехватка авиаторов. Кроме того, в соответствии с «Большой военной программой по усилению состава армии» планировалось создание в крепости минной роты.

В Новогеоргиевске был развернут постоянный военный госпиталь, традиционно отличавшийся высоким уровнем подготовки персонала. Например, об учреждении Императорской Академией Наук еще в 1857 году премии имени младшего помощника главного госпитального врача, члена-корреспондента Общества Русских врачей в Петербурге Л. Л. Рклицкого в размере 3000 рублей серебром, завещанной им из своих же скромных сбережений за сочинения по части анатомо-микроскопических исследований центральной нервной системы, сообщалось в ведущих научных изданиях Европы[1221]. А заведующий хирургическим и венерологическим отделениями госпиталя теоретик (и практик) военно-полевой хирургии Н. М. Филончиков известен как пионер в применении йодной тинктуры при подготовке операционного поля[1222].

Поручик крепостной артиллерии Новогеоргиевска А. Б. Цаликов. В годы Великой войны он будет нести службу на Кавказском фронте и дослужится до чина подполковника

В мирное время одной из важнейших задач для гарнизона крепости являлось обеспечение сохранности имущества, амуниции и боеприпасов на складах, угрозу для которых мог составить нелокализованный огонь. Противопожарная безопасность построек внутри крепости, жизней военнослужащих и гражданского населения Новогеоргиевска обеспечивалась командой пожарной охраны, насчитывавшей 14 экипажей на конной тяге — для сравнения, в Варшаве в это же время дежурство несли лишь 2 конно-бочечных обоза. Наконец, к 1914 году крепость содержала четыре военных храма, вкупе с церквями передовых фортов Зегржа и Пултуска — семь[1223].

Комендантом Новогеоргиевской крепости на момент начала войны являлся генерал от кавалерии Бобырь. Он был хорошо знаком с вверенным ему укрепленным районом и обязанностями, так как за свою карьеру успел послужить в том числе и на командных должностях в крепостях Ковно и Осовец, но так же приобрести репутацию мздоимца[1224]. Во время Русско-японской войны генерал-майор Бобырь занимал должность начальника штаба Сибирского военного округа, и в ноябре 1904 года встречался в Омске с тогда генерал-квартирмейстером 3-й Маньчжурской армии генерал-майором Алексеевым.

Генерал Деникин называл коменданта Новогеоргиевска «неудачным последователем драгомировской показной науки», иллюстрируя этот тезис примером: когда Бобырь проверял исполнительность солдат приказаниями колоть штыками начальствующих лиц, подчас едва удавалось избежать трагедии[1225]. К тому же Бобырь вступил в войну на столь ответственном посту, не имея за плечами боевого опыта.

Ненамного более браво характеризуются современниками и другие высшие командные чины Новогеоргиевска. К примеру, будущий начальник штаба крепости, занявший этот пост уже в мае 1915 года, а в 1914-м — командир 6-го пехотного Либавского принца Фридриха-Леопольда Прусского полка полковник Н. И. Глобачев еще в годы Русско-японской войны «прославился» тем, что, будучи начальником штаба 54-й пехотной дивизии, не сумел организовать войска, рассыпавшие свои порядки в гаоляне, и даже справиться со своим конем, который унес седока в войсковой тыл. По воспоминаниям Б. М. Шапошникова, скандал дошел до верхов Генерального штаба[1226]. Один из ключевых постов в Новогеоргиевске — должность начальника крепостной артиллерии — долгое время занимал генерал-майор И.