Дневник артиллерийского офицера - Борис Геннадьевич Цеханович

За девять минут было выпущено около тысячи снарядов и несмотря на то что результаты из-за тумана не были видны все остались довольны тем мощным ураганом, пронёсшимся по боевым порядкам духов. Даже туман, как будто поредел и из белесой мути вынырнули крайние дома улицы Алтайской, заборы, и часть зелёнки перед нами, но через пару минут туман навалился с новой силой и всё скрыл за своей стеной.

В окоп спустился солдат РЭБовец и передал Малофееву лист бумаги. А через минуту всем стало известно содержание радиоперехвата – в ходе арт. подготовки у боевиков уничтожено 3 БТР и 1 танк. Что ж, неплохо. Но из-за плотного тумана атаку ВВэшников всё таки пришлось отложить, а в 12 часов генералу Малофееву доложили – В Алхан-Кале внезапно было обстреляно подразделение ВВ. Дальше события стали развиваться совсем стремительно: подполковник Тимохин, оставив меня за себя, убыл в третий батальон усилить правый фланг полка и направить разведчиков в Алхан-Калу выяснить обстановку. Я в свою очередь приказал дивизионам усилить бдительность и через пять минут принял сообщение от командира второго дивизиона, что на огневые позиции из Алхан-Калы вышел раненый солдат. В деревне боевики. Солдату оказана медицинская помощь, оборона огневых позиций усилена. По приказу генерала один из батальонов ВВ и батальон 1го МСП сразу же ушли на блокирование Алхан-Калы. А ещё через полчаса ещё одно сообщение: в населённый пункт вступил отряд ваххабитов в 300-400 человек. И возможно, они пришли с юга – с гор. Ситуация обострялась. Малофеев убыл в наш полк и как по заказу туман рассеялся и в небе засияло солнце.

Да, с нового места открывался более интересный вид, чем со старого КНП. Грозный был как на ладони и просматривался до самой Ханкалы. Отчётливо виднелся в пяти километрах прямо перед нами аэропорт «Северный», центр города, выход центрального бульвара на небольшую площадь и на нём, приятно удивлённый, я увидел памятник, из трёх фигур, символизирующий дружбу чеченского народа и русского. Как мы его называли ещё в первую войну – площадь «Трёх дураков». Вокруг памятника громоздились многочисленные коммерческие палатки, но сама площадь была пуста. Мелькнула, правда, одиночная легковая машина и скрылась за длинным, высоким забором из красного кирпича, закрывающим часть площади от нашего наблюдения. Тут же проходила железная дорога, как бы отделяющая жилой сектор от промышленного, бесчисленные строения которого тянулись в сторону Старых Промыслов и к нам. Несколько правее от нас промышленный сектор ограничивался парком, а с другой стороны парковая зона упиралась в высокие трибуны приличных размеров стадиона, в четырёхстах метрах от нас. Он уже контролировался боевиками. Прямо перед нами в трёхстах метрах, на соседнем, низком холме громоздилась голыми ветками зелёнка и частный сектор в основном из старых деревянных домов. На этом же холме находился квадрат местности, окаймлённый бетонным забором со сторонами 150 на 150 метров, а у ближней к нам стороны стояло одинокое сооружение похожее на весовую. Много было и других не менее интересных мест, но я решил их рассмотреть потом более подробно в большой оптический прибор, а сейчас с азартом принялся подавать команды на ОП второго дивизиона.

Первый залп лёг левее памятника «Трёх дураков», вдоль кирпичных домов вздыбив в воздух лишь кусты и прочий мусор. Второй залп был уже лучше, но в памятник всё равно снаряды не попали. Рванули разрывы кучно, разбив несколько ларьков и навесов, но лишь царапнули осколками мощные, каменные изваяния. Я дал ещё несколько залпов, но не попав в цель прекратил огонь. Потом разобью.

День прошёл в разведке целей с этой стороны Грозного и в нескольких вялых обстрелах различных объектов в городе. Пару раз обстреляли нас и боевики, заставив присесть на дно окопа…

Выехали в этот раз в полк раньше обычного и только одним ПРП, но пока ехали по дороге через 245 полк, сгустились сумерки. Миновав командный пункт соседей, выехали на дорогу к Октябрьскому. Всё было кругом спокойно: чистое, звёздное небо, пустые окрестности и уходящая к чеченской деревне безлюдная дорога, вымощенная крупным булыжником, не предвещало никаких неожиданностей. Я с удовольствием подставлял своё лицо прохладному встречному ветру, щурился от него, отдавшись стремительному бегу машины. Красно-багровая вспышка взрыва на мгновение расколола сгущающиеся сумерки за Октябрьским, заставив нас встрепенуться. Евдокимов, Ахмеров, Попов и Шароборин, сидевшие на броне впереди башни ПРП, резво зашевелились и стали ещё пристальней вглядываться по сторонам от дороги. Через полтора километра, почти у самой деревни, засекли второй взрыв, на поле за деревней. Чёрт, это уже серьёзней. Мы шли по дороге одни и были прекрасным объектом для нападения.

– Приготовиться к бою, – все зашевелились, передёргивая затворы и поправляя снаряжения, после чего замерли, нацелив стволы автоматов в разные стороны. Повернули вправо перед деревней, через полкилометра свернули, но уже влево и начали спускаться по длинному и пологому спуску вдоль притихшей окраины деревни в поле. Теперь хорошо было видно, как посередине поля горела большим и ярким пламенем боевая машина пехоты. Но обычной суеты, какая бывает после подрыва, не наблюдалось. Там вообще никого не было. Или все горели в машине, или…

– Блин, ни фига себе. – Мы рванулись вперёд и через пару минут остановились в восьмидесяти метрах от горящего БМП. Бойцы спрыгнули с брони и заняли круговую оборону. А я начал медленно обходить вокруг БМП, стараясь ступать только в колею, понимая, что БМП могло подорваться на мине и помогать кому либо уже было поздно. Со стороны 245 полка показался свет стремительно приближающих фар. А я продолжал осторожно обходить по кругу, опасаясь наткнуться на мину и одновременно вглядываясь в пламя и по возможности заглядывая в откинутые люки. А когда машина, оказавшейся КШМэкой, въехала в свет пламени, я уже успел разобраться, что БМП на мине не подрывалась. С подошедшей брони соскочил майор Дзигунов и подбежал ко мне.

– Что тут случилось, Борис Геннадьевич? Подбили что ли?

– Да, нет, Ермек. Я сначала думал, что они на мине подорвалась, но гусеницы целы и внутри машины трупов не видно. Не понятно…

Я огляделся и остался недоволен увиденным: – моё ПРП и КШМ Дзигунова, да и мы все были хорошо освещены яростно гудящим пламенем и сами ни черта не видели, что творилось кругом. Хотя сами являлись прекрасными мишенями для невидимого противника, тем более что до окраины Октябрьского было около пятисот метров. Плёвое расстояние даже для неопытного снайпера.

– По машинам, – подал команду и резко взмахнул рукой, – пошли, Ермек, тут уже ничего не сделаешь. Догорит без нас.

Как