Камни падают в море - Александр Николаевич Туницкий

фронт не место для любви. Счастье их длилось десять или двенадцать дней. В одном из боев, на берегу речки, ей сказали, что Федоренко тяжело ранен, надо его перевязать. Ольга вслед за связным вброд перешла речку, перебралась через завал срубленных деревьев и в неглубоком, наскоро отрытом окопе увидела Федоренко. Все уже было кончено. На его лицо кто-то положил белый платок. Ольга приподняла край платка, поцеловала Федоренко в соленые от запекшейся крови губы, и ей показалось, что она дышит раскаленным воздухом, обжигающим и рот, и гортань, и легкие. Ей помогли подняться на ноги и сказали, что вон в тех кустах лежит раненый солдат, надо ползти туда. Ползти она не могла, а низко склонившись, пошла, часто останавливаясь, чтобы передохнуть, не обращая внимания на свист пуль и разрывы мин. В кустах действительно лежал раненый. Она перевязала его, помогла добраться до перевязочного пункта. После этого ей пришлось перевязывать и других раненых. Непослушными пальцами она разматывала наскоро наложенные бинты и очень боялась, как бы слезы, застилавшие глаза, не капнули на открытые раны.

Потом были дни, не оставившие в памяти следа, пустые, тусклые. Много дней — два или три месяца.

В новом бою осколком был ранен командир батареи. Она оказала ему первую помощь. Он положил ей на плечо руку, она взялась за его ремень, и они побрели в медсанбат.

Подошли к берегу той же речки, и здесь, на некошеном лугу, их настигла мина. Она оглушила ее и ранила в ключицу, двигаться самостоятельно Ольга уже не смогла. В офицера тоже попало несколько осколков. Поблизости никого не было. Он собрался с силами и помог ей перебраться в безопасное место. Как они переправились через речку, Ольга не помнила. На противоположном берегу она очнулась и увидела на мокрой серой глине пятна крови. Чья это была кровь? Видимо, и раненого офицера и ее.

Встретились они случайно, через шесть лет, в Москве. Бывший артиллерийский офицер, командир батареи, после войны некоторое время еще служил в армии, потом поступил в художественный институт. Это был Степан Векшин. Она несколько лет работала, закончила десятый класс вечерней школы и поступила в институт. Они стали встречаться. Ходили в кино, театры. Степан был интересным собеседником, свободно разбирался в искусстве. Ей было хорошо с ним. Потом он предложил ей стать его женой, и она согласилась. Разумеется, она не забыла Федоренко, его дерзкие карие глаза, ласковые, когда он смотрел на нее. Но Федоренко уже давно, очень давно не было. Поэтому она и согласилась. Они решили немного подождать со свадьбой: пока она закончит институт, а он достроит дачу. И вот теперь это время настало.

…У них будет свое удобное гнездышко. И они счастливо заживут. Да, да, конечно, счастливо! Степан умный и интересный. Они будут счастливы, и у них родится ребенок. Время уходит, надо, чтобы скорее был ребенок. Пухленький, с атласной кожей. Она будет его купать в череде, кутать в пеленки, а когда чуточку подрастет, кормить с ложечки кашкой и киселем. Только бы поскорее Степан заканчивал всю эту возню. Признаться, ей уже порядком надоели эти бесконечные разговоры о шифере, трубах, патрубках. Вернее, не разговоры надоели — не так легко построить хорошую дачу, а ее немного пугает какая-то непонятная страстность, с которой он все это говорит. Так говорят о самом главном в жизни. «А на фронте даже вещевого мешка не было», — вспомнила она Крутикова и улыбнулась. — В следующее воскресенье поеду к Степану, посмотрю…»

Ольга разделась и погасила свет.

* * *

Щелкнул будильник. Ольга не заводит его, а просто ставит стрелку на время, когда надо вставать. И будильник едва слышно щелкает. Этого достаточно. Спит она чутко.

Ольга одевается. Тамара приоткрывает глаза. В них Ольга без особого труда читает вопрос: «К нему?» Она сердито поворачивается к зеркалу.

Сестренка недолюбливает Степана Векшина. Почему? Ничего вразумительно она сказать не может, кроме разве того, что у него гнилые зубы, запустил их, не лечит. Не в зубах дело, глупая девчонка, не в зубах. Если бы тебе, дорогая сестренка, было что вспоминать… Ну, хотя бы такой денек, как тот, когда шел бой под селом Большие Дубовины. Полк тогда потерял две батареи — целиком две батареи: людей, пушки, автомашины. Комбата Мишку Крутикова, еще не остывшего после боя, с окровавленным лицом, с рукой, повисшей как обрывок каната, Степан Векшин привел в санчасть. «Нет моей батареи… только мертвецы!» — повторял Крутиков. Его клали на стол, а он рвался из рук и кричал, что из второго орудия еще можно стрелять. Прицел разбит, так черт с ним с прицелом, можно стрелять через ствол. Ему тогда дали Звездочку, Михаилу Крутикову… Или увидела бы ты, сестренка, пятна своей крови на серой мокрой глине, перемешанные с пятнами чужой крови. Ничего-то ты не видишь и ничего не понимаешь и на жизнь-то смотришь совсем по-детски.

У Тамары хорошее сердце, она очень хочет, чтобы ее старшая сестра была счастлива. Да и как же иначе? В последний год войны они потеряли мать, отец умер раньше. Вернувшись с фронта, Ольга взяла сестру из детского дома, помогла ей закончить школу и поступить в институт. И это в то время, когда сама работала, а по вечерам училась. Как же ей иначе относиться к старшей сестре?

Ольга сварила кофе, разогрела тушенную с мясом капусту. Ну, конечно, сестра с удовольствием бы выпила кофе, но ей не хочется рано вставать. И в самом деле, пусть в воскресенье поспит подольше. Ольга разложила по тарелкам капусту, налила кофе и молча поставила завтрак на стол перед кроватью сестры. Все так же молча сестры позавтракали. О чем говорить? Они не первый год все время вместе, в одной комнате, понимают друг друга без слов.

Ольга привела в порядок волосы, чуть-чуть подкрасила губы, припудрила лицо и поехала на вокзал.

Многие дачи в поселке еще не были достроены, и определить, где пролегают улицы, было трудно. Ольга долго блуждала по редкому сосновому лесу. Степан нарисовал ей план поселка, однако и план не помог. Она стала спрашивать прохожих — дачу Векшина никто не знал. Наконец она наткнулась на только что отстроенную, крытую шифером дачу. По описаниям она походила на векшинскую. Предчувствие не обмануло ее. Она раскрыла калитку и сразу увидела во дворе Степана. Он сидел на бревне и азартно спорил со стоящим перед ним парнем в засаленной, с маленьким козырьком кепке. Около ног парня, на траве, стоял грубо сбитый из фанеры чемоданчик, из