Дневник артиллерийского офицера - Борис Геннадьевич Цеханович

Я прошёл в центральную ячейку и в полном молчании рассказал офицерам, как погиб генерал Малофеев, после чего вернулся в свою ячейку, где снова наткнулся на растерянного Евдокимова.

Приобняв его за плечи, заглянул ему в глаза: – Убили нашего Шароборина. Поехали в лагерь, помянём его и генерала……

ПРП последний раз взрыкнула и заглохла около кунга. А я продолжал сидеть на своём месте в левом люке и смотрел, как к машине подходили солдаты взвода, которые сегодня не выезжали на передний край. Через минуту к ним присоединился подполковник Ржанов, а от палатки ЦБУ бежал Коротких. По всей видимости они уже знали о гибели Шароборина. Пока ехали с КНП, я несколько раз прокрутил в голове весь бой в попытке проанализировать и найти возможные ошибки с моей стороны. Ошибок вроде бы не было, но в моей голове продолжал звучать последний крик Сашки и чувствовал себя всё поганей и поганей: ведь всё-таки очередь из автомата должна быть моей. Я тяжело выбрался из люка, подхватил планшет с картой, автомат и соскочил к своим подчинённым.

– Да, парни – это правда. Нету Сашки. Был ранен в атаке и умер у меня на руках и самое поганое, что я не смог вынести тело. Сам вырвался, а его не смог. Помяните его и генерала тоже.

… – Жалко, жалко Сашку до слёз, – я со стуком поставил на стол кружку и в отчаяние замотал головой, – Малофеева тоже жалко, но Сашку слов нету, как жалко. Малофеев или я бы – ну что ж, мы пожили. Остались дети, в которых будет жить генерал. А Сашка – Что он видел? Ну что? Ведь он и не успел пожить. Вот кручу в башке так, и так. Ведь прекрасно понимаю, что даже если бы попытался вынести его тело и сам бы там остался. Но всё равно – как будто живого бросил его там…..

* * *

18 го, прибыв на КНП, я узнал о неудачной попытке вытащить тела генерала и Шароборина. Ещё вчера у меня очень подробно расспросили, где остались тела погибших и я изъявил желание самому уйти с группой спецназовцев, чтобы показать, где они лежат. Но мне отказали. Подробности неудачной попытки были следующие: группа спецназовцев из тринадцати человек под покровом ночи вышла к «Массандре» и тем же самым путём, как мы входили, попытались проникнуть в цех, но духи уже поставили в этом месте мины и первые трое тут же на них подорвались. Боевики открыли шквальный огонь и спецназовцем пришлось отходить, утаскивая раненых и убитых.

В течение пары часов со мной побеседовали несколько генералов как ментовских, так и армейских. Вроде бы они разговаривали со мной нормально, но я уже ощущал вокруг себя круг недоверия и недосказанности. А потом на КНП появились два полковника из ФСБ.

– Товарищ подполковник, это вы были вчера с Малофеевым? – Задали они вопрос, когда отвели меня в сторону.

– Да. Только я всё и всем уже рассказал, – несколько с вызовом заявил я полковникам.

– Не кипятись подполковник, мы всё знаем, но ты всё, что рассказал должен ещё написать. Причём, показать, что смерть генерала Малофеева была результатом трусости ВВэшников. Что генералу из-за этого пришлось вести их в атаку. Вот такая задача.

Я повернулся и облокотился на бруствер окопа, уставившись невидящим взглядом на Грозный. ФСБэшники, не торопя меня, неспешно закурили, пуская сизые дымки в воздух. Хоть я и мелкая сошка, как выразился полковник Бурковский, но тоже многое понимал и видел, что происходит вокруг меня и не только меня. Извечная вражда, трения между силовыми ведомствами в мирное время всегда тлела и была скрыта от многих глаз. Но здесь, на войне она обострилась и обострилась именно в момент штурма Грозного. Учитывая то, что в первую войну армия при штурме Грозного понесла большие потери, на самом верху было принято не совсем умное решение, что в этот раз армия будет только блокировать город со всех сторон, а штурмовать, вернее как это преподнесли общественности, зачищать будут внутренние войска. Типа, это их задача – подавление бунтующих. Понятно было и то, что Грозный будет при любом раскладе всё равно взят. С помощью армии или без неё, но взят и тогда все лавры, награды, почести достанутся ВВэшникам и ментам. И тут мы, «мелкие сошки» были солидарны со своим руководством, что мы – АРМИЯ – вынесли всё самое тяжёлое на этой войне на своих плечах и мы должны поставить эту окончательную точку, а не менты. Смерть генерала Малофеева, как раз кстати подходила для того чтобы армейское руководство одержало верх над ментовским руководством. Это была грязная игра, но беспроигрышная. И сейчас у меня был выбор: остаться честным человеком или…. Подъиграть своим и написать всё, как сказали полковники. Есть своё руководство, есть менты, которых не любил, есть политика, которую я должен поддержать, а есть ротный, взводный и солдаты ВВ, с которыми был вчера, рисковал вместе с ними и что-то мне не хотелось их марать и предавать…

– Я не буду ничего писать, – удивление отразилось на лицах полковников, которым даже в голову не приходило, что им могут отказать.

– Копытов, ты хоть понимаешь, что будет тебе, если не напишешь то о чём мы тебе толковали? – Высокий полковник пристально и требовательно смотрел на меня.

– А, плевать. У меня в жизни есть свои принципы, которые соблюдаю и уважаю сам себя за то, что их никогда не нарушаю. Я ещё раз могу рассказать, как всё произошло, как погиб Малофеев, как умирал мой солдат, но писать ничего не буду. Это я, а не вы и не наше высокое руководство, имею моральное право после войны, где-нибудь за стаканом водки сказать, что ВВэшники может быть смалодушничали… струсили… Эту возможность имею в виду только потому, что Я ТАМ БЫЛ. Но я этого никогда и никому не скажу. Потому что я был там вместе с ними, потому что я видел в каких условиях они были и я был. Это они и я рисковали своими жизнями, а не вы. И они и я имели право на выбор того или иного решения. Вы вряд ли это поймёте, потому что дальше этого окопа не ходили…. Извините, но это моя окопная правда. Эти офицеры и солдаты ВВ ближе мне, чем вы и я ничего писать не буду, какие бы последствия не последовали. Это моё окончательное решение.

Полковники переглянулись и высокий