Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

Персы избегали крупных боевых столкновений, памятуя о негативном опыте прошлых лет и явно сознавая, что даже многократное преимущество их в живой силе над русскими войсками никак не гарантирует их от поражений. Но, полностью предотвратить неожиданные прорывы мелких и крупных групп – и, как следствие – грабеж и разорение населенных пунктов – русские войска, в силу отмеченной выше их немногочисленности на всем протяжении крайне растянутой линии в тот момент были не в состоянии. Так, в отношении к Н.П. Румянцеву от 10 сентября 1809 г., Тормасов учитывая это обстоятельство подчеркивает «ничего нет труднее и невыгоднее в здешнем краю, как вести оборонительную войну, потому что Грузия со всех сторон окружена неприязненными соседями и имеет тысячу дорог, по коим конный неприятель без артиллерии и без обоза может проходить. При том все здесь неприятели суть более хищники и стараются о том только, чтобы разорять селения, захватывать в плен и отгонять скот, где им позволит удобность; но всеми мерами избегают встречи войск и будучи конные обходят такими местами, где пехота не может их преследовать или предупреждать, чтобы занять дороги. Обнять же здешними войсками всю границу есть дело совсем невозможное и оттого-то от одного места к другому должно делать безпрерывные движения, что изнуряет войска, а между тем неприятель может иногда найти случай успевать в своем намерении. Такой род войны употребляют ныне и персияне, не упуская при том насчет английского золота восстановлять против войск Е.И.В. и всех соседей Грузии, рассылая при том повсюду возмутительные фирманы, из коих многие взятыми осторожностями перехвачены»[119].

Н. Дубровин также анализируя боевые возможности иранской армии и практикуемый ею способ действий, приходил к следующему выводу «В лице персиян мы имели не неприятеля, а хищника, хлопотавшего только о том, как бы разорить селения, сжечь поля, захватить пленных и отогнать скот. Персияне всегда и всеми мерами старались избежать встречи с нашими войсками, и будучи конными, обходили такими местами, где пехота не могла их преследовать или предупредить занятием дорог. Занять главнейшие пункты границы было делом совершенно невозможным, по малочисленности войска, и для защиты края приходилось делать большие переходы от одного места к другому; часто случалось приходить туда, где не было уже надобности, и вновь спешить к третьему пункту, атакованному неприятелем. Такой способ ведения войны, утомляя войска, доставлял неприятелю возможность иметь успех в своих намерениях. Пользуясь быстротой движения, персияне производили грабежи, хищничества и вторгались в наши границы, преимущественно в Карабахское владение»[120].

Уже позже, в рапорте Ртищеву от 25 июня 1812 г., Котляревский, сообщая об очередных мелких (но очень чувствитеьных для местного населения) набегах персов на Карабаха, отмечает, что пресечь такие вылазки не удается из-за нехватки людей в легких кавалерийских маневренных группах. «На сих днях неприятельская конная партия, ворвавшись в Карабаг в 500 чел., напала на жителей, снимавших хлеб, и по перестрелке побив из них 25 чел. и несколько взяв в плен, отбила скот при людях тех бывший. Хотя при извещении меня при переправе чрез Араке сей партии послано было 150 чел. казаков, но найти оной не могли. С другой стороны, тоже до 200 чел., переправясь, угнали скот дер. Каладары. В. пр. о сем донося, долгом поставляю и опять повторить, что у меня казаков мало и я за успех неприятельских конных набегов отвечать не в силах. На всем обширнейшем пространстве от Эривани и до самого Джевада неприятель со всех сторон может делать набеги, и имея везде бежавших к нему карабагцев, вредит оставшимся жителям, для отвращения коих конницы у меня нет. Ни при каких сборах неприятеля, ни при каких усилиях Аббас-мирзы, противу отряда мне вверенного не прошу и не буду просить добавки сюда пехоты, хотя оной у меня в отряде не так много, а всего только 1 500 чел.; но прошу Козаков, которые мне необходимы и тех не получаю (курсив наш – В.З. и В.И.)»[121].

В августе боевые действия грозили получить наибольший размах на Елизаветпольском направлении. В своем рапорте от 14 августа 1809 г Тормасову комендант Елизаветполя подполковник Якимов доносил, что «… при урочище Ак-Булак персиян от 4 до 5 тыс. под начальством Пир-кули-хана, Эмир-Кули-хана и Джевадханского сына Угурлу-аги, а позади их в пяти агачах, составляющих 35 верст, на Ак-Огланской дороге находится Аббас-Мирза с войском более 20 000» и что «намерение их стремиться на крепость Елизаветпольскую»[122]. Донесение соответствовало действительности. 12 августа, иранцы были уже у Ак-Булака, куда выступили из под лагеря у оз. Севан (Гокча). Вслед за ними двигался Аббас-мирза. Однако, появление Тормасова вынудило Аббас-Мирзу возвратиться в Иран. Все его «подвиги» свелись лишь к разорению ряда сел. Мамед-Али-хан также вынужден был отказаться от планов по вторжению в Грузию через Карский пашалык. Узнав о движении к нему на встречу отряда Портнягина, он скомандовал отступление. Не увенчались особым успехом и прокламации царевича Александра.

В этих условиях, Иран вновь вернулся к идее возобновления мирных переговоров. 22 августа к Тормасову прибыл посланец с письмом от Мирзы-Бозорга, в котором последний уведомлял, что Персия хочет мира, но, вместе с тем, для его заключения считает необходимым отправить посольство в Петербург. Свою позицию он аргументировал тем, что «уступка провинций и взятие оных, зависит от воли самих государей»[123]. Ответственность на продолжавшуюся войну Мирза-Бозорг возлагал на российскую сторону, так как она, соглашаясь на принятие иранского посольства в Петербурге, вместе с тем выдвинула условия об уступке России Ереванского и Нахичеванского ханств. Так, в письме было сказано «Вы уведомили меня, что из Петербурга получено разрешение о беспрепятственности отправления посла, а между тем предложили непременно уступить Эривань и Нахичеван России… Такой ответ, который горче яда во время переговоров о дружбе, был весьма странен с вашей стороны. Хотя правительство мое из этого ответа сделало заключение о намерении вашем продолжать вражду, которая даст известный плод, но, принимая в соображение и дружеские ваши изъяснения в том письме, я решился отправить к вам Хаджи-Абуль-Хассана, и сообщаю вам, что если вы, подобно нам, имеете наклонность к дружбе, то на этот раз оставьте горький ответ, и напишите такое письмо, которое более усилило бы наше расположение к приязни, а не усугубило вражды между двумя державами. Если же вы такой наклонности не имеете, то воля ваша»[124]. Одновременно с этим посланием Тормасовым было получено письмо престолонаследника Аббаса-Мирзы, в котором, в частности было сказано, что «… Иран не переменяет желания своего приобрести мир с Россией и расположен послать в С.-Петербург своих полномочных послов, но с