Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон

при обычном использовании своей прерогативы делать какие угодно гранты на эти земли и возводить такие правительства, которые по его королевской мудрости он сочтет нужными». То, что он имел в виду и гранты, и создание правительства, стало ясно впоследствии, когда он и «шестьдесят офицеров, служащих на верхних озерах в эту кампанию» подали прошение о выделении ста тысяч акров земли в Детройте, на которых они обещали поселить 639 семей. Это поселение, объяснил Брэдстрит, должно было стать сердцем внутренней колонии Короны, для управления которой он сам подходил лучше всего: место, куда можно было бы переселить французов из Страны Иллинойса и держать их под бдительным присмотром полка, сформированного из сослуживцев Брэдстрита, и где индейцев Великих озер можно было бы обучить искусству земледелия, которое обеспечило бы им «надежное пропитание». Географические преимущества Детройта, утверждал Брэдстрит, придавали ему нынешнюю стратегическую ценность и предвещали будущее величие. Он находился достаточно далеко на западе, чтобы доминировать в торговле пушниной во внутренних районах страны, минуя коварных и ненадежных Шести Народов и гарантируя, что индейцы озер и верхней части Среднего Запада не будут отвозить свои шкурки испанским и французским торговцам за Миссисипи. Будучи «правильно заселенным», Детройт стал бы «сильным барьером» против будущих восстаний и источником продовольствия, чтобы облегчить хроническую «нехватку провизии» среди индейцев. Он стал бы краеугольным камнем стабильной внутренней Америки, жемчужиной в имперской короне Британии[797].

Мерцающее перед глазами видение ослепило Брэдстрита и чуть не погубило его, когда он увидел более непосредственные последствия своих действий на конференции. Ошибочно приняв сиюминутное преимущество за контроль над ситуацией, он повел себя скорее как завоеватель, чем как «отец-посредник», за которым индейцы приехали в Детройт. Хотя есть все основания полагать, что они не поняли пункта договора, который наделял их новым статусом подданных, они не могли ошибиться в значении ответа Брэдстрита на мирный пояс, который Понтиак отправил в Детройт вместо своего собственного присутствия. Выразив возмущение тем, что Оттава не явился лично, полковник схватил топор, разрубил пояс на куски и приказал выбросить вампум в реку. Брэдстрит намеревался уничтожить достоинство Понтиака. Однако, не поняв, что его поступок «примерно эквивалентен тому, как если бы европейский посол помочился на предложенный договор», он разрубил на куски свой собственный авторитет, вернув авторитет индейскому вождю, чей собственный народ в значительной степени отрекся от него[798].

Человек, который невольно утопил надежду на мир в реке Детройт вместе с осколками вампума Понтиака, начал видеть, как его мечта рушится вскоре после окончания конференции. 12 сентября от Гейджа пришло первое из нескольких писем, в котором он сообщал, что превысил свои полномочия, заключив мирный договор в Преск-Айле, и что теперь он должен отказаться от своего соглашения, двинуться по суше против деревень шауни и делаваров на реке Сиото и «использовать все средства…..чтобы уничтожить их». Брэдстрит, писал Гейдж, не должен был принимать никаких предложений о мире до тех пор, пока индейцы не выдадут «десять главных зачинщиков войны, которые будут преданы смерти». Только тогда он мог согласиться на перемирие и послать их делегатов «надлежащим образом к сэру Уильяму Джонсону, чтобы просить о мире»[799].

Смущенный как неожиданным упреком, так и невыполнимым приказом, Брэдстрит ответил письмом с самооправданием (первым из длинной серии), а затем поспешил к заливу Сандаски, где его ожидали пленники, которых обещали доставить послы шауни, делаваров и других племен. Полковник не был чужд трудностям и, если уж на то пошло, недоверию начальства. Он всегда добивался успехов, которые заставляли замолчать его критиков, превращая официальные порицания в одобрение (по крайней мере, неодобрительное). Все, что ему было нужно для улучшения настроения Гейджа, — это вернуться с заключенными.

Но пленные в Сандаски не приходили. Вместо них приходили новые письма, и между ними и все более очевидным фактом, что шауни и делавары никогда не приведут пленных, Брэдстрит мог видеть надвигающиеся очертания катастрофы. Самые плохие новости пришли от капитана Морриса, который так и не добрался до Иллинойса. Не успел его отряд проплыть и двадцати миль вверх по реке Мауми, как встретил Понтиака. Хотя он еще не отказался от своей веры в возвращение французского короля, он выслушал обращения Морриса и согласился послать мирный пояс Брэдстриту в Детройт. Он также пообещал Моррису безопасный проход в страну Иллинойс и послал эскорт с вампумом, чтобы облегчить ему путь. Но дальше вверх по реке Моррис обнаружил, что добрые услуги Понтиака мало что значат. Группа воинов майами, недавно принявших от индейцев Огайо боевой пояс, схватила его и привязала к колу. Они уже собирались замучить его до смерти, когда их вождь, родственник Понтиака, отговорил их и отвел Морриса в свою хижину. При первой же возможности потрясенный капитан бежал по суше в Детройт. Там, описывая свои приключения Брэдстриту, Моррис утверждал, что, хотя Понтиак может быть полезен, очевидно, что мирные предложения индейцев в Преск-Айл были уловкой. «Заложена мина и зажжена спичка, чтобы взорвать нас. Сенеки, шауни и делавары разослали свои военные пояса всем народам, которые только и ждут сигнала к общему нападению»[800].

В письмах, прибывших в Сандаски, Брэдстрит слышал шипение и шипение других запалов. От Гейджа и Буке он узнал, что индейцы Огайо не прекратили нападать на пенсильванскую глубинку после заключения договора с Преск-Айлом; более того, темп набегов увеличился. Гейдж с нарастающей ясностью приказывал ему перебросить своих людей вверх по реке Сандаски, перейти в долину Сциото, а затем обрушиться на деревни шауни с севера, в то время как Буке из Питтсбурга двинулся на запад против делаваров. Но это оказалось невозможным. Главнокомандующий, не обращая внимания на западные расстояния и уровень воды в реках в конце лета, вероятно, не понимал, что фактически требует от людей Брэдстрита пройти двести миль по суше, через бездорожный лес, не имея даже вьючных животных для перевозки припасов. Полковник, зажатый между знанием того, что случается с офицерами, не подчинившимися прямым приказам, и уверенностью в том, что Гейдж приказал выполнить самоубийственную миссию, затаился в Сандаски. Оставшуюся часть кампании он провел, безрезультатно умоляя своих индейских союзников напасть на делаваров и шони, и писал Гейджу длинные оборонительные письма. Тем временем его люди поглощали припасы и болели от лихорадки, а провинциалы ожидали окончания кампании с обычной потерей субординации. 18 октября, удрученный и разочарованный, Брэдстрит наконец приказал вернуться в Ниагару и обнаружил, что на его пути лежит катастрофа. В первую же ночь внезапный шторм уничтожил половину лодок экспедиции. Брэдстрит бросил свою артиллерию, отправил сотню или