Топливо Победы. Азербайджан в годы Великой Отечественной войны (1941–1945) - Михаил Юрьевич Мухин

навязывания контрактов, имевших важное значение для государства, но невыгодных тресту, сдавать продукцию «Азнефть» (как и прочие нефтяные тресты) имел право лишь «Нефтесиндикату», при этом отпускные цены назначались государственными инстанциями произвольно и зачастую были попросту убыточны для треста. В свою очередь, «Нефтесиндикат» был обязан первым делом выполнять заказы государственных учреждений и кооперации и лишь затем отпускать товар на свободный рынок. В результате у «Нефтесиндиката» зачастую попросту не хватало наличных денег, чтобы рассчитаться с «Азнефтью» за полученный товар. При этом задолженность «Нефтесиндиката» перед «Азнефтью» постоянно нарастала. В 1924 г. она составила 16 млн руб., в 1926 – 29, в 1927 – уже 47, и лишь в 1928 снизилась до «каких-то» 45 млн рублей[210]. В этом свете неудивительно, что руководство «Азнефти» не просто конфликтовало с «Нефтесиндикатом», но и попросту считало существование этой организации излишним. Так, начальник «Азнефти» Серебровский открыто заявлял: «Существование Синдиката, к сожалению, не может быть коммерчески оправдано: если бы не было у “Азнефти” необходимости работать исключительно через Синдикат в теперешней его форме, мы несомненно имели бы еще большие успехи в области развития нефтяного хозяйства»[211]. Тем не менее, «Азнефти» не только не удалось избавиться от диктата «Нефтесиндиката», но в 1927 г. «Азнефти» пришлось ещё и уступить «Нефтесиндикату» свой пакет акций советско-иранского нефтяного общества «Персазнефть»[212], что знаменовало окончательную административную победу синдиката над трестом.

Одновременно продолжались дебаты вокруг самого существования отдельного треста «Азнефть». Дело в том, что даже после перехода к новой экономической политике раздавались голоса в пользу полного объединения всей нефтяной промышленности СССР в рамках некоего единого экономического комплекса. Причём, что характерно, эти мнения поддерживались отнюдь не только «комиссарами в пыльных шлемах», далёких от понимания экономической сущности НЭПа, но и признанными знатоками нефтяного дела. Так, например, в 1923 г. И. М. Губкин (на тот момент – ректор Московской горной академии) писал: «До сих пор нефтяное хозяйство, по сути дела единое во всех своих этапах, начиная от разведки и кончая сдачей товара со склада потребителю, было и остается расщепленным… Такое положение дел явно ненормально, и объединение всех отраслей нефтяного хозяйства должно быть признано первейшим условием успешного функционирования этого сложного организма. Второе условие, вытекающее из сказанного, это единство руководящей воли. Нефтяное хозяйство Республики должно управляться единым органом, задачи которого были бы сосредоточены только на этом объекте. Создание Всероссийского Нефтяного Треста, управляющего нефтяной промышленностью Республики и объемлющего не только добычу и переработку, но и перевозку и торговые операции, является важнейшей задачей дня»[213]. Такой подход, разумеется, вёл к постоянным конфликтам между Губкиным, игравшим в те годы одну из ключевых ролей в советской геологической науке, и руководством «Азнефти», справедливо усматривавшем в губкинском подходе покушение на самостоятельность своего треста. Впрочем, так или иначе, хозяйственная самостоятельность «Азнефти» сохранялась вплоть до начала периода индустриализации.

В то же время следует отметить, что определяющей тенденцией 1920-х годов для апшеронской нефтяной отрасли стали не бюрократические борения между «Азнефтью» и «Нефтесиндикатом», а грандиозные по своему масштабу работы, нацеленные на качественное техническое обновление отрасли. Пожалуй, первым технологическим переворотом, осуществлённым на бакинских нефтепромыслах, стало внедрение механизированных способов добычи нефти и, в первую очередь, использование глубинных насосов и компрессоров. В октябре 1923 г. на заводе им. Ф. Э. Дзержинского в Баку начался выпуск глубинных штанговых насосов, что позволило перевести разговоры о механизации нефтедобычи в практическое русло. Если в 1923 г. на апшеронском полуострове работало лишь 7 насосов, то к началу 1927 г. их число превысило 1500, что позволило механизировать добычу на 55 % всех действовавших скважин, которые суммарно обеспечивали приблизительно треть всей нефтедобычи региона[214]. К 1932 г. тартание, как способ добычи, был в СССР изжит окончательно. Впрочем, отдавая дань уважения труженикам бакинских машиностроительных предприятий, следует отметить, что существенную роль в модернизации нефтяных промыслов Апшерона также сыграл и тот факт, что глава «Азнефти» Серебровский смог при содействии советско-американской консультативной компании «Амторг»[215] привлечь в отрасль американские инвестиции от компании «Стандарт Ойл оф Нью-Йорк»[216]. По воспоминаниям самого Серебровского, существенную роль в согласии Рокфеллера на сотрудничество с «комиссарами» сыграло то обстоятельство, что на ботинках Серебровского были заплаты. Серебровский пишет: «Рокфеллер был… невероятный скряга и ему нравились только люди «экономные», т. е. тоже скряги»[217]. Так или иначе, но американские кредиты и оборудование «Азнефть» получила. Кроме того, Серебровскому удалось организовать стажировку азербайджанских нефтяников на американских предприятиях. Так, например, в 1926 г. группа азербайджанских буровиков, в составе которой был Уста-Пири Кулиев, прошла подобную практику в США[218]. Помимо финансовых инвестиций, Серебровский развил бурную деятельность по освоению азербайджанскими нефтяниками технических новаций, разработанных в США, и даже пытался применять в деятельности «Азнефти» отдельные организационные решения, характерные для «Стандарт Ойл»[219]. Вообще, факт сотрудничества «Стандарт Ойл» с «Азнефтью» особенно примечателен в свете того обстоятельства, что ещё в сентябре 1922 г. подавляющее большинство ведущих нефтяных компаний мира (на тот момент – американские и британские) заключили т. н. Лондонское соглашение, согласно которому эти компании брали на себя обязательства не возобновлять сотрудничество с «большевиками» до полной реституции всех национализированных нефтепромыслов и компенсации убытков[220]. Таким образом, Серебровскому удалось не просто наладить контакты с крупной западной корпорацией, но – взломать «нефтяную блокаду» Советского Союза. Возмущённые партнёры по Лондонскому соглашению называли «Стандарт Ойл» «скупщиками краденого»[221], но, судя по всему, менеджмент компании по этому поводу не особенно переживал.

Наконец, следует отметить, что в определённой степени рост нефтяной промышленности Апшерона был связан с тем, что руководство «Азнефти» уделяло существенное внимание борьбе с текучестью кадров и «закреплению» на производстве квалифицированных работников. В условиях НЭПа наилучшим средством против текучести кадров было строительство ведомственного жилья. Рабочий, получивший квартиру или комнату в коммуналке «от промыслов», разумеется, уже не стремился бросать всё и переезжать в другой город в поисках лучшей доли. Всего в 1923–26 гг. «Азнефть» израсходовала на строительство рабочих посёлков 19,7 млн рублей. В результате к 1 сентября 1927 г. рабочим нефтепромыслов было сдано 2454 квартиры[222].

Надо отметить, что эти годы стали периодом коренного перелома в технологиях бурения. Традиционным для дореволюционного Азербайджана было ударное бурение, однако «Азнефть» с самого начала взял курс на интенсификацию в первую очередь работ по распространению бурения вращательного, как более экономически выгодного. Уже в 1926/27 хозяйственном году на Апшероне вращательным способом было пробурено две трети скважин, в 1928/29 – 89 %, а к 1934 г. ударное бурение было вытеснено окончательно. В результате скорость бурения совершила фантастический рывок вперёд. Если в 1920–1924 годах, в период превалирования ударного бурения средняя