Дневник артиллерийского офицера - Борис Геннадьевич Цеханович

кунга и с интересом наблюдали за развитием ситуации, даже не делая попытки вступиться за москвича. Они то знали неписанные правила войны – кому первому в руки попал трофей, то он его. Полковник сразу же сменил тональность и уже примиряющее попросил, – ну покажи хотя бы.

– Вот это другой разговор, – я вернул руку из-за спины и сам с интересом стал рассматривать кинжал. Ножны коричневого цвета, выполнены из текстолита, в верхней части и нижней скреплены тщательно отделанными металлическими пластинами, в которые были впаены к сожалению не драгоценные камешки, а стеклянные стразы. Длинное отполированное лезвие, синевато блеснуло на свету, когда потянул кинжал за рукоятку, также в меру усыпанную стразами.

– Ух ты…, – возглас восхищения, невольно вырвался у всех, глядя на сверкающее лезвие. Все пропорции были идеальными и кинжалом, и ножнами можно было только любоваться.

– Да, повезло тебе подполковник, – с нескрываемой завистью протянул полковник и тут же просительно предложил, – может махнёмся на что-нибудь или куплю?

Я резко несколько раз взмахнул кинжалом, любуясь блеском клинка, а потом с резким щелчком вогнал кинжал в ножны и, отодвинув его в сторону, несколько секунд любовался им.

– Нет, полковник. Для тебя это баловство и хвастовство на несколько минут, за бутылкой, там в Москве – в тылу. А для меня это необходимая вещь, здесь – на войне.

Мы развернулись и гурьбой отправились в свой кунг, пошёл с нами было полковник, но его быстро отшили.

Когда мы входили в салон, по радио передавали о потерях в Чечне – 1023 убитых, 3400 раненых и 44 без вести пропавших.

….. В палатку зашёл подполковник Елчин и, улыбаясь, присел около моего стола.

– Спасибо, Борис Геннадьевич, за шутку. Я таскал полдня вещмешок по Моздоку и удивлялся – чего он такой тяжёлый? А вечером в общежитии открываю его, чтобы достать сухой паёк и перекусить, а там здоровенная, берёзовая чурка. – Ох и посмеялся я привету из родного полка.

Мы оба рассмеялись, и я в свою очередь рассказал историю, как меня стопарнули на советской границе, когда у меня в чемодане обнаружили десять кирпичей. Я тогда ездил в командировку из Германии в Союз и на несколько минут оставил один из чемоданов без присмотра и мои товарищи быстро сунули в чемодан десять кирпичей. Я тоже удивлялся тому, что чемодан чересчур тяжёлый, но терпеливо таскал его. Каково было моё удивление и удивление пограничников когда они увидели кучу красных кирпичей. Пока все кирпичи не были тут же в подсобке расколочены и ничего в них не было обнаружено – меня не отпустили. Так и я, когда Игорь Геннадьевич, оставил около моего стола вещмешок с сухим пайком, воспользовался моментом и засунул тяжеленную чурку.

Вернулся с нового КНП подполковник Зорин. Зачистка Заводского района прошла без единого выстрела, также без эксцессов прошла зачистка и Андреевской долины. Не мудрено: если и были боевики в Заводской зоне, то они или отошли в Кирово или же по многочисленным подземным коммуникациям ушли в другие районы города. Завтра будут зачищать Кирово, вот тогда и возможно будет оказано сопротивление.

* * *

Сильно хочется спать, но впереди ещё совещание и я задумался, вспоминая прошедший сутки, богатые на события. Вчера после обеда пришёл в кунг и застал знакомую картину: Гутник тайком выпил пару кружек браги и сильно опьянел, чем привёл меня в сильное негодование. Наорался на него и чтобы, не дай бог, не отлупить выгнал капитана на дежурство. Под горячую руку попался и Кравченко: отругал и его, обвинив в без инициативности на дежурстве. В 18 часов пришёл на ЦБУ, а там расход боеприпасов не собран. В довершение всего приходит сообщение – согласно радиоперехватам остатки боевиков сегодня ночью будут прорываться из Кирово в Алхан-Калу. Командир полка быстро набрал себе команду на ночь, но меня не включил, типа – Борис Геннадьевич, вы тут на подхвате будьте, а я Кравченко возьму. Уже когда они уехали на передок в 3ий батальон, мне по секрету сказали причину, почему Зорин не взял меня. Кто-то из артиллеристов сказал ему, что я болею и скрываю болезнь от всех, чтобы меня не откомандировали в госпиталь. Короче поводов чтобы выпить было достаточно. Я пришёл в кунг и мы с Ржановым неплохо посидели, после чего лёг спать.

…. – Товарищ подполковник, товарищ подполковник, – я вскинулся и почти мгновенно проснулся. У моей кровати стоял с виноватым видом капитан Гутник, – товарищ подполковник, меня с дежурства выгнал начальник штаба полка, говорит что я пьян.

Сел на кровати и тяжело вздохнул, видок у Гутника действительно был не того, бросил взгляд на часы 23:10: – Что там на переднем крае?

– Боевики вроде бы начали прорыв, но конечно не такими силами. Пока наши справляются, но что-то не ладится с пристрелкой.

– Ладно, Гутник, потом с тобой будем разбираться. Геннадий Николаевич, давай иди на дежурство. – Ржанов проснувшись от нашего разговора, не спеша поднялся и через несколько минут ушёл на ЦБУ, а я выключив свет задумался, прислушиваясь к выстрелам дивизионов и стрельбе автоматов и пулемётов на переднем крае. Судя по стрельбе – ничего экстраординарного не происходило. Незаметно уснул.

Но в час ночи меня разбудил посыльный и попросил прибыть на ЦБУ. На ЦБУ, на удивление, царила спокойная обстановка. У радиостанций, каждый у своей, сидел начальник штаба полка и мой Ржанов.

Поздоровался с подполковником Богомазовым и прошёл к Ржанову.

– Ну что там у нас?

– Да вроде бы всё нормально, но наши артиллеристы работают неровно: то пристрелять цель не могут, то ещё чего-то, а сейчас высоту осветительных снарядов пристрелять не могут. Сам не могу понять, причин такой стрельбы.

Я немного послушал переговоры в эфире и вызвал Кравченко.

– Мрамор 10, Я, Лесник 53. В чём причина, чего не можете пристрелять высоту факела?

– Лесник 53, Я Мрамор 10. Да нету самого факела, ни один осветительный снаряд не успевает разгореться и падает на землю. Парашюты не раскрываются.

– Понятно, – я опять начал слушать эфир.

В конце-концов высота была пристреляна и теперь каждый третий осветительный снаряд разгорался и мог освещать местность, но когда второй дивизион дал залп, то в эфире внезапно наступила мёртвая тишина. Все насторожились.

Я повернулся к начальнику штаба полка: – Сергей Иванович, у меня нехорошее ощущение, что мы наконец-то накрыли своё полковое КНП.

– У меня тоже что-то нехорошее предчувствие….

В потрескивающем эфире, где-то вдалеке, возник невнятный звук, который стал набирать силу булькающего, весеннего ручья, в звуках которого с трудом можно было