Донбасский меридиан - Владимир Георгиевич Нестеренко

Со стороны видно, что любовь у Тамары, а была ли она настоящая – вопрос, перекипела и остыла, как смола в котле. Невзаимность жестокая дама, беспощадна и несговорчива, и нет на неё управы и повелеть тут, кроме сердца, никто не может. Та близость, от которой остался сын, забыта и даже неприятна, как временная слабость, из которой могут вызреть ростки предательства. Тамара не допускала к себе мужа, хотя не разведена, и он, собравшийся устроиться на работу в городе, был по существу гостем хуже татарина и, считай, выдворен из дому с помощью старшего брата-пьяницы, заглянувшего к тяте по просьбе сестры.

Тамара Ивановна, видя, что внук не торопится, повторила приказание:

– Костя, что ты тянешь резину, чай остынет.

Костя из своей комнаты, где упражнялся с гантелями, в спортивных трусах и майке, мелькнул атлетической фигурой в зеркале, уселся за стол на кухне.

– Ба, ты зря торопишься, у меня почти час до сбора, успеешь меня выпроводить. Наша команда вместе с тренером решила сегодня тренировку не проводить, а участвовать в охране порядка на нашем избирательном участке, что открыт в школе.

– От кого же охранять, Бог с тобой, Костя?

Тамара в последние годы, видно влияет возраст, стала набожной, стала ходить в церковь Вознесения Господня, что стоит на Краснофлотской улице. Маковки храма видны почти отовсюду, если великаны-ели не заслоняют обзор. Особенно после безвременной кончины второго мужа-шахтера Тамару потянуло к Богу, к молитве. Вот с ним, со вторым суженым, прожили душа в душу считай всю жизнь, вырастили дочь-красавицу, которая в Донецке выучилась на врача, так там и осталась после выпуска. Вскоре вышла замуж за металлурга, и уехали голубки в Мариуполь. Была у неё в гостях, красота! Море Азовское видно из окон квартиры, до горизонта синева неоглядная. Гуляла по набережной, по каскаду ступенек. Город утопает в зелени, особенно славен Приморский парк со своими многовековыми деревьями, бережно сохранённые горожанами. Сердце не нарадуется, упивается счастьем дочери, а своим и подавно. Какая мать не поклонится Господу за чадо своё!

– Мало ли какие провокаторы заявятся, – оборвал внук воспоминания. – Вместе – мы сила. Дюжина парней нехлипких!

– Упаси вас Господь в драку ввязываться. – Тамара закончила стоять перед зеркалом, прошла в кухню, перекрестила внука, грузно уселась на полумягкий диванчик, стоящий у стены, рядом с газовой плитой и холодильником – своё, излюбленное место, стала ожидать окончания завтрака внука, любуясь его статью: широкоплечий, с открытым юным, чернобровым лицом, мускулистыми грудью и руками. Она однажды побывала на соревнованиях школьных гимнастов, где доминировал Костя, восхищалась его мастерством, пылая счастьем и гордостью.

– Баба, кто осмелится рыпнуться против команды накаченных парней? За нас будь спокойна. Тем более тренер с нами.

– На него, как на Бога, уповаю. Давай с тобой в одни двери выйдем, я молитву сотворю подорожную, та и вперед с Богом!

Костя закончил чаёвничать, бодро встал из-за стола, прошёл в коридор, надел спортивную майку с короткими рукавами, кроссовки.

– Баба, я готов. Идём!

Рослый, в плечах, что называется, косая сажень, среднего роста и весьма подвижный, юноша выглядел старше своих лет, чем, впрочем, гордился, не говоря уж о бабушке, имел много поклонниц среди своих сверстниц, но не очень на них заглядывался, отдавая спорту всё свободное от занятий время. То есть на все сто выполняя установки тренера спортивной школы.

– Идём, родной, к обеду возвращайся.

– Как получится, баба.

Они вышли из дому в одни двери, бабушка осенила внука крестным знамением, прошептала молитву, шагая по песочной дорожке к калитке, удовлетворяясь солнечным уже поздним утром, вдыхая аромат отцветающих в саду слив и груш, а в палисаде перед окнами клубилось облако сирени с багряным отливом. Вышли на улицу, слева потянулись яблоневые заросли, а вдалеке засияли купола красавца храма. Через дорогу показались соседи, хлопая калиткой, направились в ту же сторону, что и Тамара с внуком, приветствуя друг друга, подняв руки. Юноша через несколько минут свернул в переулок и пустился скорой походкой к школе, а она с соседями к горисполкому.

На площади – оживление. Горожане семьями шли в избирательный участок, становились в очередь у столиков с начальными буквами фамилий, и, получив бюллетени, не заходя в будки, чтобы поставить галочку, ставили её за провозглашение народной республики и с торжественными лицами опускали в урны. Тамара заметила, что лист с фамилиями на её букву усыпан росписями, знать, народ с раннего утра идёт лавиной. Выполнив свой долг, люди домой не спешили. День воскресный, солнечный, сыплет зайчиками сквозь ветки деревьев. Тепла откровенно заждались, хотя май в целом не скупился, не хотелось сразу же обрывать торжество души за своё волеизъявление, потому суетливо толпились на площади. Знакомые собирались в кружки, делились мнением, каждого волновало: как будет теперь отделившимся от бандитской власти, не накатит ли она и сюда для усмирения, как случилось в Одессе, и попытки наехать на крымчан, которые сумели дать отпор и уже вошли в состав России, горделиво хвалясь: «Вернулись домой!»

– Надо бы и нам создать ополчение, вооружиться, – услышала Тамара знакомый голос одного из своих постоянных клиентов – дай Бог памяти, Геннадия, молодцеватого кряжистого шахтера, который любил носить стрижку бокс и непременно заказывал массаж лица и бритьё.

– От твоей бритвы, Тамара, от рук твоих нежных, летающих передо мной ласточками, моложе становлюсь на десяток лет! Хоть каждый день у тебя брейся! – балагурил он, сверкая лукавыми глазами. – Сейчас пойду в пивную лавку и ерша кружку пропущу в честь омоложения.

– Смотри, не наберись лишку, да жену своим омоложением обрадуй! – отвечала Тамара бархатно-томным голосом. – Приходи ко мне омолаживаться почаще.

Тамара увидела нарядных шахтеров с женами, они стояли в группе таких же крепких мужиков, как и Геннадий, недалеко от входа в горсовет, затенённый высоченными вековыми елями, громко обсуждали событие. Тамара отыскала глазами своих речистых подруг по салону красоты, самому престижному в городе. Они стояли группой возле елей в полусотне метров от высокого крыльца здания, подошла к ним, тоже возбужденным, как от хмельной дружеской компании, переполненным впечатлениями от голосования.

– Гляжу, девоньки, вы уже отметились? Шахтеры судачат, мол, ополчение надо создать и вооружиться. Страшно мне такое слышать.

– Помилуй, ужели до мордобоя дойдёт? – высказала сомнение бывшая напарница Клавдия, моложе Тамары на полдюжины лет.

– У тех западенцев сбудется. Их Сталин не добил. Говорят, нынче народ стронулся с насиженных мест, не хочет жить под пятой бандеровцев. Особенно те побежали, кто до распада Союза в