Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

экономические отношения» 82, одновременно объясняя англичанам, что невозможно добиться от СССР уступок теми мерами воздействия, к которым прибегал их посол. «Весьма осторожно Вы должны дать понять, — инструктировал Литвинов посла Майского, — что мы в обострении больше обвиняем Овия, чем (английское) правительство. По существу, конечно, Вы ничего не должны обещать, еще раз отметив неизбежность процесса (по делу английских инженеров. - И. Т.)» 83. Саймон позже признавал, что Литвинов и Майский «делали все возможное, чтобы прийти к дружественному решению» 84. Но их возможности были явно ограничены. Связываться с ОГПУ-НКВД было просто опасно. Влияние НКИД в советской иерархии было несравненно меньше. Чекисты же не считали нужным хотя бы просто уведомлять дипломатов о задержаниях иностранцев. В июле острая фаза кризиса двусторонних отношений была преодолена. Один англичанин был оправдан, остальные получили разного рода наказания, но через несколько месяцев последние из них были амнистированы и высланы на родину. Однако осадок от всей этой истории еще долго сказывался на отношениях Англии и СССР. Потребовалось время и приезд Идена в Москву, чтобы доверие потихоньку начало восстанавливаться.

Правда, СССР был не той страной, с которой легко было дружить. В октябре 1937 года английский посол в Москве лорд Чилстон жаловался, что он, как и другие послы, никогда не встречался со Сталиным, что круг его постоянного общения ограничен лишь дипломатами других стран. Советские чиновники, военные, деятели науки и культуры, понимая, что их легко могут обвинить в шпионаже, боялись посещать иностранные посольства. Доходило до того, что на посольские приемы опасались приходить даже советские дипломаты. Создалась ситуация, когда британскому послу, кроме газет, неоткуда было черпать информацию. Поэтому общее состояние Советской России во многом оставалось для Чилстона загадкой  85. Советскому полпреду в Англии И. М. Майскому в этом плане было несравненно легче. Он свободно передвигался по Лондону и его окрестностям, встречался, с кем хотел, приглашал в советское посольство придерживавшихся самых разных политических взглядов британцев. Иногда англичане сами объявляли бойкот советскому посольству, как это случилось после ареста в Москве их соотечественников, но такое бывало нечасто и быстро проходило  86. И тут английское правительство возглавил Невилл Чемберлен.

Невилл, как ранее его отец и старший брат, с большой подозрительностью относился ко всему, что было связано с Россией. «Я должен признаться в глубоком недоверии к России, — писал Невилл своей сестре Иде. — Я не верю в ее мотивы, которые имеют мало общего с нашими идеалами свободы. Россия всегда будет вести себя по обстоятельствам. К тому же ее боятся и ненавидят многие соседние с ней маленькие государства, такие как Польша, Румыния и Финляндия. Наши тесные отношения с Россией могут стоить нам симпатий тех, кто мог бы гораздо эффективнее помочь нам, если бы мы смогли перетянуть их на свою сторону» 87. К традиционному «фамильному» чувству недоверия у Невилла, как, впрочем, и у Остина, примешивалось абсолютное неприятие большевизма. Такое «двойственное» отношение испытывали многие политики на Британских островах. Весной 1938 года на заседании кабинета министров при обсуждении Судетского кризиса члены английского правительства посчитали, что «целью России будет раздуть конфликт, а затем и войну в Европе. Русские не станут активно участвовать в ней сами. Они будут надеяться, что война вызовет мировую революцию, что вполне вероятно» 88. В политике умиротворения Чемберлен и его министры усматривали еще и борьбу за предотвращение коммунистических революций в Европе.

Чемберлен-младший не любил ни нацистов, ни коммунистов, но считал последних более опасными идеологическими врагами Великобритании. В этом был свой резон. Из трех основных тоталитарных идеологий, существовавших в Европе, коммунистическая была, безусловно, наиболее опасной. Итальянский фашизм никогда не был популярен в Англии. Фашистская идеология была сугубо национальной, и в международных отношениях оправдывала стремление Италии к доминированию в средиземноморском бассейне и созданию новой Римской империи. По самим своим целям она никак не могла получить распространение на Британских островах. Германский нацизм был в своей основе расовым, националистическим движением. Сориентирован он был, прежде всего, на немцев и также не мог встретить широкой поддержки у граждан Великобритании. Конечно, свои нацисты, с местной национальной спецификой, существовали и в Англии, и во Франции, и даже в Соединенных Штатах, но им нигде не удавалось добиться сколь-нибудь заметного влияния. Яркой иллюстрацией неудачных попыток перенести нацизм на британскую почву стал полный провал политической деятельности Освальда Мосли. И только коммунизм мог представлять для Англии серьезную угрозу. Коммунистическая идеология была интернациональной и открыто провозглашала своей задачей подрыв самих основ Западных «буржуазных» демократий. У идей коммунизма было много приверженцев на Британских островах.

Вообще, когда речь заходит о взглядах Невилла Чемберлена на международные отношения и внешнюю политику Великобритании, надо иметь в виду те принципиальные соображения, которыми он руководствовался. Его самый известный современный биограф Роберт Селф считал, что в конце 1937 года Чемберлен «был убежден, что на Францию абсолютно нельзя положиться, Америка пальцем не пошевелит, чтобы помочь где-нибудь, Советский Союз заинтересован лишь в разрушении капиталистических держав, а Доминионы никогда не будут сражаться за разрешение непонятных конфликтов в Центральной Европе» 89. При этом не подлежит сомнению, что Чемберлен-младший совершенно искренне стремился к сохранению европейского мира. Об этом говорят все его дневники и выступления домюнхенского периода. «Война ничего не решает, ничего не вылечивает и заканчивается ничем», — говорил он. «Когда я думаю о 7 миллионах молодых людей, погибших в расцвете лет, о 13 миллионах, оставшихся калеками, о горе и страданиях матерей и отцов, (я понимаю), что в войне нет победителей, а есть только проигравшие» 90. Эти, во многом наивные представления объясняют его последующие поступки и провалы во внешней политике. Чемберлен ошибочно полагал, что ему не на кого положиться в сдерживании Гитлера. Единственное, что ему оставалось, — это пытаться умиротворить германского диктатора. Прием, оказанный ему простыми немцами в Мюнхене, еще больше убедил Невилла в том, что он на правильном пути. Огромная толпа, скандировавшая «Да здравствует Чемберлен!» привела его к странному заключению, что даже в Германии он был более популярен, чем Гитлер. Его покоробило просочившееся в печать высказывание фюрера о «недалеком старичке с зонтиком», но он поспешил связать его с обычной завистью нацистского лидера 91. Хорошо еще, что Чемберлен не знал об оскорбительных словах — «жалкие черви», которыми вожди Третьего рейха называли британского и французского премьеров в разговорах между собой.

Кроме традиционной нелюбви к России и боязни большевизма, был еще один мотив, который оказывал неизменное влияние на