Война моторов. Крылья советов - Андрей Михайлович Мелехов

добивался – ни до, ни во время, ни после Второй Мировой войны. Скажем, в ходе классического по замыслу и исполнению внезапного первого удара по базе американского флота в Пёрл-Харборе японцам удалось уничтожить 188 самолётов противника. Тем не менее, какими бы эффективными не оказались первые налёты Люфтваффе, совершённые в течение 22 июня, немцы были просто не в силах полностью уничтожить гигантские ВВС большевиков, не говоря уже о могучем авиапроме СССР.

То, что больше всего в ходе первых налётов пострадала именно истребительная авиация приграничных округов, вполне объяснимо. Дело в том, что в связи с небольшим радиусом действия имевшихся на вооружении самолётов советские истребительные авиаполки были вынужденно выдвинуты к границе – чтобы уменьшить дистанцию и время подлёта к целям на территории Третьего рейха и его союзников. Если бы первыми, как и планировалось, ударили «сталинские соколы», то большая часть потерь Люфтваффе тоже пришлась бы на истребители, истребители-бомбардировщики и пикировщики. Те также не отличались высокой дальностью действия, а потому вынужденно «кучковались» в приграничной полосе. Их начальство при этом прекрасно понимало потенциальные риски, связанные с возможностью упреждающего удара противника, но деваться было некуда. Уровень опасности попытались снизить тем, что переброску на прифронтовые аэродромы произвели за считанные дни до начала вторжения. Отмечу при этом, что пилоты советской ударной авиации имели определённую фору в отношении полноты информации о будущих целях по другую сторону кордона, знания местных ориентиров и понимания специфики погодных условий над районами предстоявших боевых действий: практически все советские авиаполки, дислоцировавшиеся на Западе, находились в назначенных им районах базирования как минимум по несколько месяцев. В то же время многие истребительные, штурмовые и бомбардировочные эскадры немцев прибыли на линию будущего противостояния буквально за несколько дней до начала войны из Северной Европы и Средиземноморья.

Как уже говорилось, гораздо бóльшую роль в разгроме военно-воздушных сил СССР приграничных округов сыграли не германские лётчики, а общая стратегическая ситуация, которая сложилась на ряде фронтов уже в первые дни войны. Речь идёт о так называемом «перебазировании», о котором гораздо более подробно писал российский историк М. Солонин. Несколько тысяч советских самолётов, потерянных в течение первых дней войны, не погибли в бою и не были уничтожены «стервятниками» Люфтваффе. Они были элементарно брошены экипажами. Часть авиатехники была оставлена уже в первый день войны – когда на Северо-Западном и Западном фронтах начался первый этап «перебазирования», которое по сути представляло собой «стихийную» эвакуацию в тыл, инициированную «растерявшимися» командирами полков и дивизий. Ещё большее количество самолётов бросили при дальнейшем отступлении – из-за неспособности наземных служб вдруг оказавшихся «перенаселёнными» авиабаз обслужить огромную массу слетевшихся к ним аэропланов «чужих» частей, вынужденно покинувших «родные» аэродромы уже в первые дни войны. Боевой самолёт не может подняться в воздух без слаженной работы целого ряда авиационных специалистов, которые должны проверить двигатель и все системы машины, заправить её горючим, маслом и сжатым воздухом, почистить и зарядить оружие, покормить, помыть и полечить лётчиков, подвесить бомбы и т. д. Считаю, что советские ВВС оказались заложниками не только стратегических ошибок высшего руководства страны, но и своих собственных колоссальных размеров. Лётчикам полков, чьим частям пришлось совершать «перебазирование» уже в первые дни войны, было просто некуда деваться: часто они садились буквально «где пришлось». Порой вынужденная «миграция» начиналась слишком рано – в обстановке паники и недостатка информации о продвижении наступающих колонн Вермахта (хотя, казалось бы, чего проще: подними в воздух звено самолётов и пошли их на разведку). Гораздо реже решения об эвакуации в тыл принимались, наоборот, с запозданием, и тогда немцы неожиданно (порой даже для самих себя) появлялись на ещё работавших аэродромах. Так или иначе, возвращавшиеся с заданий экипажи были вынуждены садиться «где повезёт». Во многих случаях это означало, что в воздух они больше не поднимались. И совсем не потому, что испугались, растерялись или не отошли от первоначального шока «неправильно» начавшейся войны. Дело в том, что наземным службам приютивших их аэродромов было элементарно не до «чужаков», так как в первую очередь они должны были обслуживать самолёты «своих» авиаполков. Не забудем и то, что командиров частей, которым пришлось решать проблему «вынужденных переселенцев», в первую очередь волновало не «трудоустройство» буквально свалившихся на их голову «приблудных» авиаторов, а то, чем занимались их непосредственные подчинённые. Тем более некогда было заниматься теми самолётами «вновь прибывших», которые получили повреждения в ходе выполнения заданий.

Скорее всего разгром фронтовой авиации Советского Союза 22 июня 1941 года выглядел отнюдь не столь драматично, как его описывали германские и советские «иллюстраторы» тех далёких событий. Об этом, в частности, говорит то, что красочные картины советских мемуаристов, оплакивавших уничтожение своих «мирно спавших аэродромов», частенько не соответствуют содержанию боевых документов и воспоминаниям очевидцев. Поэтому истории о десятках погибших «под бомбами» товарищах по оружию, полностью уничтоженных самолётах и якобы поседевших (в ходе одного единственного налёта!) пилотах надо воспринимать с определённым скепсисом. Из той же серии и упоминания о «тучах» «стервятников» Люфтваффе, которые чуть ли не часами «утюжили» советские аэродромы, а также доклады о «вездесущих» пикировщиках Ju-87, невесть откуда появлявшихся даже на тех участках фронта, где их быть никак не могло. На самом же деле, максимум, что могли позволить себе немцы, планируя налёт на тот или иной советский аэродром, это выделить «штаффель» (эскадрилью) бомбардировщиков – то есть 9—12 самолётов. Вылеты в составе групп (полков), а тем более эскадр (дивизий), осуществлялись лишь в исключительных случаях. Соответственно относительно скромными были и результаты первых германских налётов: потери того или иного истребительного полка ВВС РККА обычно или оказывались откровенно незначительными (одна-две уничтоженные машины), или исчислялись ничтожной долей от имевшегося накануне войны авиапарка. Атаки на советские аэродромы, в ходе которых удавалось вывести из строя или уничтожить сразу 10–25 % базировавшихся на них самолётов, были скорее исключениями.

Немецкие солдаты на захваченном аэродроме Минска рассматривают бомбардировщик СБ (либо его учебный вариант УСБ). Начало июля 1941 года

(источник: http://waralbum.ru/29638/)

Уверен, что в большинстве случаев часто совершенно исправные самолёты Красной Армии, попавшие в руки наступавших немцев, просто давились бульдозерами или поджигались факелами. Вполне возможно, что военнослужащие Люфтваффе этим бы и не занимались (у них хватало и других забот), но им надо было срочно отчитаться перед комиссией Геринга, которую тот поспешил направить на Восточный фронт, благоразумно усомнившись в достоверности чересчур завиральных докладов о достигнутых успехах, полученных от подчинённых по итогам первого дня войны. Так уж получилось, что инспекторы прибыли на место недавнего «армагеддона» аккурат