Война моторов. Крылья советов - Андрей Михайлович Мелехов

также чувство гордости, которое военные испытывают от принадлежности к тому или иному воинскому коллективу. Возможно, это прозвучит странно (и даже кощунственно) для неслуживших, но в первую очередь солдаты готовы умирать не за идеалы, не за Родину и не за те или иные моральные ценности, а друг за друга. Соответственно, подразделение/часть/соединение, в котором военнослужащие элементарно не знают друг друга, по сути, представляет собой сборище случайных людей и просто обречено на то, чтобы дрогнуть и побежать при первом же серьёзном столкновении с сильным противником. Столь же важный фактор представляет собой и качество командного состава. Репутация и боевые качества командиров часто имели ключевое значение в отношении того, как поведут себя в бою их подчинённые – какими бы дружными и сколоченными они не являлись. Кадровые части РККА, во главе которых стояли квалифицированные, опытные и храбрые люди, как правило, сражались умело и стойко, а их солдаты и командиры демонстрировали высочайшие стандарты профессионализма, мужества и стойкости. Те, кто сталкивался с Красной Армией в ходе того или иного предвоенного конфликта (в частности, финны) отмечали, что фактически им пришлось воевать с двумя армиями. К первой они относили хорошо оснащённые и качественно подготовленные кадровые части и соединения, ко второй – тот самый «случайный сброд», полуобученное «пушечное мясо», кое-как «слепленное» в разваливающиеся на глазах «котлеты»-дивизии. В связи с этим отмечу, что всё сказанное в полной мере относится и к другим массовым армиям мира. Скажем, бросать оружие и бежать с поля боя даже якобы «железным» немцам пришлось уже летом 1941 года – в частности, в Западной Украине и на севере. Подчеркну, что в последнем случае в паническое бегство неоднократно обращались даже получившие легендарный статус войска СС. В частности, «драпом» регулярно занимались 9-й пехотный полк СС на мурманском направлении и части дивизии СС «Норд» в Карелии (Хенрик О. Лунде (Henrik O. Lunde), «Finland’s War of Choice», с. 107–108, 119–122). В качестве одной из основных причин панического ужаса, который время от времени охватывал эсэсовцев, историк Х. Лунде называет как раз низкий уровень сколоченности упомянутых частей и соединений. В 1942 году в Крыму в первом же бою с Советами разбежалась «недоученнная» 22-я танковая дивизия Вермахта. На более поздних этапах войны нередко давали дёру так называемые пехотные дивизии Люфтваффе, наспех «слепленные» из вчерашних лётчиков и обслуживающего персонала аэродромов. Справедливости ради отмечу, что на каком-то этапе начали «ломаться» и обстрелянные германские ветераны: так, в апреле – мае 1945 года в плен дружно сдавались целые дивизии, корпуса и даже армии.

За первые полгода войны Германия и её сателлиты потеряли более миллиона военнослужащих убитыми, раненными, пленными и пропавшими без вести. Безвозвратные потери немцев превысили 220 000 солдат и офицеров (см. Ф. Гальдер (Franz Halder), «Военный дневник», т. 3, книга 2, с. 175). По признанию Гальдера, бывшего тогда начальником немецкого Генштаба, Красная Армия оказалась «первым серьёзным противником» германских вооружённых сил. Согласимся, что такое не сказали бы о полностью деморализованных оппонентах. Да, были части и соединения, военнослужащие которых «рассеивались» по лесам, дезертировали, сдавались в плен и даже сознательно переходили на сторону немцев. Но были и те, кто стоял насмерть – именно они и сорвали планы германского командования, отстояли столицу СССР и уничтожили несколько тысяч немецких танков, самолётов и артиллерийских систем. Да, немцы дошли до Ленинграда, Москвы и Ростова. Тем не менее, цели плана «Барбаросса» достигнуты не были: фактически можно говорить о его провале. Уже в ходе зимнего контрнаступления Красной Армии Вермахт оказался на пороге широкомасштабной катастрофы. Некоторые авторы полагают, что при более качественном руководстве советские войска вполне могли достигнуть гораздо бóльших успехов и даже нанести немцам решающее поражение уже на этом этапе войны. Любители истории часто не знают о том, что положение на фронте зимой 1941/42 годов во многом спас гитлеровский вариант приказа «Ни шагу назад!», полностью запретивший дальнейший отход германских войск. На мысль о том, что вторжение в СССР отнюдь не стало для немцев «прогулкой по парку», наводят и дневники немецких генералов (например, того же Ф. Гальдера).

Ещё более неожиданным является то обстоятельство, что порой вполне достойно воевали и те, от кого этого можно было ожидать меньше всего. В качестве примеров можно привести офицеров бывшей литовской армии, казачьи кавалерийские части, а также соединения, сформированные из заключённых концлагерей (так называемые «чёрные» дивизии). Не перебежал к немцам и мой дед по отцу – ненавидевший советскую власть сибирский казак Пётр Терехов. Будучи сыном станичного атамана-колчаковца, которого с детства гнобили за погибшего в Гражданскую отца, в шестнадцатилетнем возрасте дед угодил в лагеря за украденную у него (и ещё двух взрослых мужиков) колхозную лошадь. Казалось бы, такому-то «подранку» – прямая дорога в перебежчики, а потом и в диверсанты Абвера… Но нет: в составе получивших легендарный статус так называемых сибирских дивизий наводчик противотанковой пушки Терехов гнал немцев от Москвы и прекрасно воевал (согласно письмам командира батареи, адресованным моей бабушке: не зная о том, что дед умер в госпитале, он спрашивал, что с ним и когда он вернётся в часть) вплоть до смертельного ранения в грудь, полученного под Смоленском в 1943 году во время отражения контратаки немецких танков. Не жаловал Совдепию и мой дед по матери – Яков Базаркин, женившийся на дочке раскулаченного сибирского крестьянина. Чтобы не попасть в колхоз, он из принципа пошёл в лесники. Дед Яков тоже от пуль не бегал и воевал как положено. После тяжелейшего ранения, полученного на Курской дуге, год провёл в госпиталях, а потом перегонял американские грузовики из портов Персидского залива. Уверен, что у него тоже имелась масса возможностей перебежать к немцам или податься в бега, «потерявшись» где-нибудь на Ближнем Востоке.

Возникает резонный вопрос: почему мои деды и сотни тысяч подобных им не стали предателями? Потому что узнали о Бабьем Яре?.. Непохоже: к осени 1941 года достоверная информация о поведении немцев на оккупированных территориях ещё не стала достоянием широких масс. Поверили сталинскому блеянью о «братьях и сёстрах»? Вдохновились очерками И. Эренбурга, А. Толстого и К. Симонова?.. Думаю, имелись иные причины. Какие?.. Да те же, что превращают мужчин в воинов испокон века: личное достоинство, осознание внутреннего долга перед обществом, любовь к Родине (что бы в это понятие ни вкладывалось) и, разумеется, верность по отношению к товарищам по оружию.

Теперь поговорим о лётчиках. Среди советских военлётов практически не имелось «неблагонадёжных» в тогдашнем понимании этого слова. В подавляющем большинстве личный состав ВВС состоял из детей рабочих и крестьян, которые были многим обязаны советской