Дюнкерк - М. П. Николаева

Казалось бы, куда уж сложнее. Но 28 мая судьба британской армии вообще повисла на волоске. Эвакуация шла, да, проблемы решались по мере их возникновения, но на войне все слишком сильно зависят от союзников, обстановки на других участках фронта и от множества других объективных и субъективных факторов. Можно геройствовать сколько угодно, но достаточно одного неверного шага союзника, и все полетит в тартарары. Именно это чуть не произошло с англичанами.

28 мая капитулировала Бельгия.

«Король Бельгии Леопольд III сдался рано утром 28 мая, – пишет Ширер, который сам в то время был на фронте в качестве журналиста и являлся очевидцем событий. – Молодой упрямый правитель, разорвавший альянс с Францией и Англией во имя абсурдного нейтралитета, отказывавшийся восстановить этот альянс даже тогда, когда стало известно, что немцы готовят массированное наступление через бельгийскую границу, в самый последний момент, когда Гитлер уже нанес удар, обратившийся к французам и англичанам за военной помощью и получивший ее, – теперь, в час отчаяния, дезертировал и бросил их, открыв дорогу немецким дивизиям, которые ринулись во фланг оказавшимся в западне англо-французским войскам. Более того, он сделал это, как заявил в палате общин 4 июня Черчилль, «без предварительной консультации, без какого-либо уведомления, без учета мнения министров его правительства, поступив по своему усмотрению».

Практически он сделал это вопреки единодушному мнению бельгийского правительства, указаниям которого согласно конституции обязан был следовать. 25 мая, в 5 часов пополудни, у короля состоялся откровенный обмен мнениями с тремя членами кабинета, включая премьер-министра и министра иностранных дел, по поводу складывавшейся обстановки: все участники совещания настаивали, чтобы король не сдавался в плен немцам, ибо в противном случае «его унизят и заставят играть ту же роль, что играл чешский президент Гаха». Министры также напомнили ему, что он является главой государства и одновременно главнокомандующим и что в худшем случае до победы союзников он мог бы выполнять функции главы государства в изгнании, как королева Голландии и король Норвегии.

«Я принял решение остаться, – заявил Леопольд. – Дело союзников проиграно».

27 мая, в 5 часов, он направил генерала Деруссо, заместителя начальника бельгийского Генерального штаба, к немцам с просьбой о перемирии. В 10 часов вечера генерал вернулся с немецкими условиями: «Фюрер требует сложить оружие безоговорочно». В 11 часов вечера король согласился на безоговорочную капитуляцию и предложил прекратить огонь в 4 часа утра следующего дня, что и было сделано».

Это вызвало крайнее негодование как у союзников, так и в правительстве самой Бельгии. Премьер-министр Франции Поль Рейно выступил по парижскому радио и гневно осудил капитуляцию Леопольда. Бельгийский премьер вынужден был быть более сдержанным, но и он сообщил в своем выступлении, что король действовал вопреки единодушному мнению правительства, порвал связи со своим народом и более не в состоянии управлять страной и что бельгийское правительство в изгнании будет продолжать борьбу. Черчилль поначалу дипломатично промолчал, но 4 июня в своей речи в палате общин присоединился к общему мнению и осудил действия Леопольда.

Бельгийский король обратился к нам за помощью. Если бы этот правитель и его приближенные не порвали отношения с союзниками, которые спасли их страну от уничтожения в прошлой войне, если бы они не пытались найти спасение в нейтралитете, который оказался роковой ошибкой, у французских и британских войск изначально были бы весьма высокие шансы спасти не только Бельгию, но, возможно, даже и Польшу. Однако в самый последний момент, когда вторжение в Бельгию уже началось, король Леопольд обратился к нам с просьбой о помощи, и мы откликнулись, несмотря на то, что решающий момент был уже упущен. Храбрая и хорошо подготовленная бельгийская армия численностью около полумиллиона человек должна была защищать наш левый фланг, обеспечивая нам путь для отступления к побережью. Как вдруг, без каких-либо предварительных переговоров, без всяких уведомлений и даже без консультаций с министрами, король Леопольд на свой страх и риск направил полномочного посла к германскому командованию и приказал своим войскам сложить оружие, тем самым полностью обнажив наш фланг и поставив под угрозу возможные пути для нашего отступления…

Капитуляция бельгийской армии вынудила британцев идти на срочные меры, чтобы хоть как-то прикрыть свой фланг, простирающийся на 30 миль до самого побережья.

Уинстон Черчилль.

Конечно, полностью осуждать короля Леопольда нельзя. Разбитые бельгийские войска к 27 мая оказались в отчаянном положении. Бельгийцы мужественно оборонялись по всему фронту, чтобы дать возможность англичанам и французам пробиваться на юг, и собственно к самой армии ни у кого из союзников претензий не было. Понятно и то, что король не хотел, чтобы его армия погибла, защищая то, что защитить было уже невозможно. Тем более что англичане уже покидали континент, а бельгийцам деваться было некуда. Но он пошел на сепаратный мир, никого не предупредив. А ведь у него были обязательства перед союзниками, которые вообще-то оказались в таком положении именно потому, что пришли ему на помощь, когда в Бельгию вторглись немцы.

Правда, это тоже в некоторой степени спорный вопрос – Леопольд утверждал, что 27 мая, в 12.30, он отправил генералу Горту телеграмму, в которой сообщал, что скоро «вынужден будет капитулировать во избежание развала». Но Горт этой телеграммы не получал и впервые услышал о капитуляции только после 11 вечера 27 мая, когда его поставили перед фактом, что его армия оказалась «неожиданно перед брешью протяженностью 20 миль между Ипром и морем, через которую танковые силы противника могли выйти к побережью». Генерал Вейган, командующий французской армией и союзными войсками, то есть фактически командир и самого Леопольда, узнал о капитуляции Бельгии из телеграммы от французского офицера связи в бельгийском штабе вскоре после шести часов вечера. По его словам, это было «как гром среди ясного неба, ведь никакого предупреждения не было».

Кстати, вернуться в Бельгию Леопольду удалось только в 1950 году, но это вызвало такую неоднозначную реакцию в стране, что дело едва не дошло до гражданской войны. Поэтому ему пришлось отречься от престола в пользу сына.

«Что бы ни говорили о поведении Леопольда, – пишет Ширер, – не может быть никаких споров, хотя они и велись: его армия вела себя мужественно. В течение нескольких дней мая я шел по следам 6-й армии Рейхенау через Бельгию и видел собственными глазами, с каким упорством сражались бельгийские солдаты в самых неблагоприятных условиях. Их не сломило ни огромное численное