Се плоть моя… Се кровь моя. Одесские рассказы и не только - Алексей Геннадьевич Ивакин

– Двигайся, – сказала Барса и обняла Сильвера.

– Ты чего? – буркнул командир.

– Ничего, – и она ткнулась ему в шею.

Заверещали цикады. Коротко ударил пулемет. В ответ уебала гаубица. Зазвенел котелок на самодельном столике.

– Женщина, я спать хочу.

– А я тепла хочу, – упрямо ответила она и сильнее прижалась к нему.

Он повернулся на спину, вздохнул:

– Ты же ни с кем, сама говорила!

– Когда?

– Вчера.

– Когда был жив Старый?

Старый погиб в одиннадцать сорок три вчерашнего дня. Зевнул, пошел отлить, и мина прилетела. Оттащили, конечно, то, что осталось, потом пообедали и заняли позиции.

– А сейчас я подумала, что ты мой, – она потянула за язычок молнии маскхалата.

– Там тельняшка, – ответил Сильвер, присел, стащил куртку, а потом тельняшку. Повернулся к ней, полуголый, и поцеловал в нос.

Через двадцать минут они уснули, вздрагивая друг в друге, обнимая друг друга. Словно пытались раствориться – Сильвер в Барсе, Барса в Сильвере. С потолка сыпался ручейком песок, растревоженный близкими разрывами. Ни приходов, ни выходов они не слышали. Просто спали. Друг в друге. Откуда-то с того света падали яблоневые лепестки.

А потом рухнули бревна с потолка.

СВД просто переломило пополам. Но они успели выскочить из загоревшегося блиндажа, натягивая на себя зеленые одежды.

– Куда?!! – заорал Сильвер, когда Барса бросилась по траншее. Его крик не был слышен в грохоте, но она почуяла.

Барса ткнула пальцем вниз. Перед ней лежало на дне то, что раньше было Малым. В этом плавал РПГ.

Сильвер на полсекунды выскочил над бруствером. Оглянулся на Барсу. Та сунула гранатомет ему под мышку. Он показал ей растопыренную ладонь.

Пять.

Пять украинских танков уступами надвигались на позиции Сильвера. За танками в пыли мелькали силуэты пехотинцев. Танки поливали траншею из пулеметов. За ревом двигателей, за лязгом гусениц и скрипом башен скрывалось тихое утро августа. Где-то там, наверное, пели какие-нибудь жаворонки.

Первый танк взревел и прыгнул на траншею. Сильвер поднялся, прицелился. Выстрелил. Граната прошла куда-то между башней и корпусом. Танк, словно раненый зверь, поначалу даже не заметил, что подранен, грузно рухнул через окоп, проехал еще пару метров. А затем вдруг остановился, громыхнул внутри себя, башня подпрыгнула, плашмя опустилась, а через секунду вдруг с грохотом взлетела на несколько метров вверх и рухнула в бушующий черным пожар.

Сильвер оглянулся. Улыбка его была похожа на оскал.

Барса сидела на дне, по ее лицу стекала кровь. Из лобовой кости торчал осколок. Ее трясло, глаза еще смотрели на Сильвера, но уже собирались закатываться внутрь.

Она протянула руку. В руке была зажата оливково-серая эргедешка.

Сильвер упал перед ней на колени, бросив автомат.

Через мгновение небо исчезло. Второй танк накрыл собой небо.

Прямо перед лицом когтистый трак украинского танка вцепился в землю Донбасса. Со стенки траншеи падали сухие комочки земли. Дрожали корни травинок. Пахло нефтью, железом, кровью.

Сильвер лег рядом с Барсой. Отобрал гранату. Потом подумал, что надо бы в трак сунуть эргедешку. А потом вдруг понял, что это глупо и бессмысленно. Тогда он повернулся, поцеловал холодеющие губы Барсы, поднял руку вверх и разжал пальцы.

Диабет осколочно-фугасного типа

Рассказ

Для того чтобы идти – нужно подняться с колен.

Для того чтобы подняться с колен – нужно встать на колени.

Игорь спал на полу – три каремата, два спальника. Утром легче вставать с кровати, конечно. Ноги опустил, вроде бы и встал.

Но гребаная парестезия не давала спать. Полтора-два часа – и боль в ногах такая, что Игорь просыпался, ставил горячие ноги на холодный пол. Затем шел, жадно пил холодную воду. Если везло и ночью давали электричество в холодильник, то пил ледяную. Несколько секунд жизни, а потом возвращалась жажда. И ноги, ноги. Словно кипятком плеснули ниже колен.

Поэтому он спал на полу. Легче заставить себя встать на колени, прикусить губу и вдоль стенки начать разминать окаменевшие ноги.

Обычно Игорь не спал до самого рассвета. Если не было электричества, то он просто читал, говорят, в Москве нынче снова стали модными бумажные книги.

Три часа ночи. Штильмарк. Луганск. Свечи. Что может быть романтичнее?

Когда внезапно давали двести двадцать в розетку, он играл. Иногда футбольный симулятор, иногда глобальные стратегии. И никогда в «Сталкера». Потому что в «Зону» превратили его город.

Для того чтобы встать, нужно опереться рукой о стену. Перевернуться на живот. Встать на четвереньки, превозмогая жгучую боль в ступнях. Затем сесть на корточки. Оттолкнуться. Немедленно ковылять в туалет, на ходу запивая таблетки лоперамида остатками воды из предпоследней пластиковой бутылки. Последняя лежала в морозилке. Повезло, электричество уже сутки не отключали. Значит, лед пригодится. А он так нужен сегодня.

Солнце уже жарит, хотя всего семь утра. Со двора слышны голоса соседей. Они готовят завтрак на кострах. Дожили, двадцать первый век. В центре Европы готовят завтрак на кострах.

Сегодня интернета нет. Связи тоже, ну, мобилы уже месяц не работают. Большая часть новостей передается из уст в уши. А еще сегодня дом Игоря не обстреливали. Рядом куда-то попадало, но Игорь, как и соседи, уже не обращал внимания на это.

Полсотни метров – это уже далеко. Сотня метров – за горизонтом.

Девятый этаж.

Надо спускаться. Майка, шорты, тапки, рюкзак за спиной. В рюкзаке термос и планшет. Планшет куплен в кредит, но Приват-Банк уже умер в Луганске вместе с банкоматами.

Низкий гемоглобин не дает дышать. Каждый вздох отзываается болью в груди. Надо держаться за перила и идти через туман в глазах.

Идешь такой, а стен не видишь. Когда-то в книжках серии «Сталкер» он прочитал, что такое тоннельное зрение. Или туннельное? Он тогда прочитал и похихикал, мол, такого же не бывает. Теперь он шел по своему подъезду и не видел синих стен с пятнами осыпавшейся краски.

Каждый шаг давался огненной болью. Парестезия, да.

На каждой второй площадке он останавливался и тяжело дышал.

Через полчаса он вышел из подъезда. Ноги немного расходились, но начало колотиться сердце. В горле колотиться, не в груди.

Вдоль стены дома, стараясь оставаться в тени, он шел к улице. Кивком здоровался с соседями. Пахло войной за мир: горелым и супами из гуманитарки.

Ну вот и прямая дорога до цели.

Надо просто передвигать ноги и идти. Шаг за шагом, но лишь бы в тенечке. Время от времени останавливаться и дышать, дышать.

Надолго останавливаться нельзя. Нет, снаряды – это неважно. Снаряд – это хорошо,