Кузя - Виктор Александрович Блытов

«Людмила» обозначала Василису Новгородцеву, которая находилась у подъема вверх на плато. По рации все подтвердили понятую команду и минут через пятнадцать вся группа была в сборе на плато.

Собаки старика встретили рычанием появившегося на плато Есаула, который тоже стразу ощетинился и стал жаться к ногам Мирошенко.

Магомед Сайдулаев подошел к старику, и они обнялись по чеченскому обычаю и обменялись несколькими фразами на чеченском языке. Мирошенко и Николаев тоже поздоровались со стариком по-чеченски.

Старик с интересом рассматривал Сашу Эриндженова и Манылу. На собак он прикрикнул, и они опять улеглись на землю, внимательно наблюдая за передвижениями Есаула, который старался не отходить от Беслана.

Старик, усмехнувшись, сказал Мирошенко:

– Не бойся, у меня они девушки, девушки лучше овец охраняют, а у вас джигит, не обидят они его, если он сам не обидит их. Ну да мне все равно, лишь бы им хорошо было.

– Отец, где лучше поставить караулы? – спросил Кузьма. – Откуда можно ждать появления нежданных гостей?

Старик немного подумал и ответил:

– С нашего ущелья – подъем здесь! – он указал в сторону, где пасся конь, – там небольшая дорога, мы там овец в аул гоняем, – он почесал щеку, – здесь, где вы поднялись, есть тропинка снизу, еще тропинка ведет их другого ущелья – там, – он указал направление. – Можно подняться там.

Кузьма расставил в караулы Николаева, Манылу и Эриндженова и приказал Мирошенко и Вороненко обойти плато по периметру и убедиться, что нет других подъемов. Одна из собак молча встала и пошла сопровождать Есаула, особенно не приближаясь, но и изредка порыкивая, а вторая сопровождала старика. Со стариком остались Магомед, Василиса Новгородцева и сам Кузьма. Они стали выкладывать из рюкзаков десантные сухпаи, консервы, хлеб.

– Как тебя звать? – спросил старик, рассматривая, что выкладывают разведчики.

Кузьма встал, немного смутился и представился, а затем представил Василису и Магомеда по заранее объявленным псевдонимам.

– Меня зовут Ширвани, Ширвани Гарсов! – представился старик, – старуху зовут Зухра, а работницу нашу Тамара.

– Лучше будет, если твоя жена и работница о нас ничего не будут знать! – как бы оправдываясь, попросил Кузьма и старик молча кивнул ему головой.

Старик направился к стаду, выбрал черную овцу и повел в сторону. Там он с помощью вернувшегося Мирошенко зарезал ее, снял шкуру, разделал и стал насаживать еще теплое мясо на шампуры.

Вороненко по указанию старика развел небольшой костер.

Минут через тридцать-сорок шашлык был уже готов и, сидя вокруг камня, все разведчики с большим удовольствием ели шашлык и закусывали пищей десантника из сухпаев.

– Моя работница Тамара из Геленджика имела домик у моря, каждый год принимала семью из Назрани, – старик немного задумался, – семью Абаевых. У них наладились отношения, и она их ждала каждый год. Они стали, как родные. Абаевы приглашали ее в гости к себе и в 89 году она приехала к ним в гости, – старик остановился, посмотрел на Кузьму, усмехнулся и продолжил, – а у нас в это время уже независимости брали, сколько можно было унести, сколько вы дали нам ее. Вот эти шакалы Абаевы продали ее в рабство местному участковому и заставили еще через нотариуса подписать дарственную на домик в Геленджике. Теперь эти Абаевы живут в ее домике в Геленджике. А она мается здесь в горах. Я купил ее у одних знакомых ингушей из Барсуков. Жалко стало женщину, копил на «Запорожец», а вот купил работницу в дом. Я бы давно ее отпустил, она уже год, как у меня, но война началась, и я боюсь, что она сама не доберется до дома. Может, возьмете ее с собой?

– Пока нет, Ширвани, извини! Мы должны выручить наших друзей, захваченных боевиками. Может, слышал о них? Три русских офицера, их должны вести в Грузию.

Старик немного подумал и ответил:

– Я хотя и живу один, но вести в горах бегут быстрее молнии. Знаю, что к Ассовскому ущелью идет группа чеченцев в Грузию, слышал, что отряд полевого командира – так теперь говорят – Мовсара Борзоева разгромил селение Миндальное и расстрелял стариков. Это у нас называется преступлением перед всем народом. Мучиться теперь душе этого Мовсара в аду. Каждый честный чеченец обязан его убить. И знаю, что недалеко от Рошни-Чу русские убили Президента Чечни Джохара, теперь ищут его тело. Так сказал Мансур из Вовнушек, а ему сказал другой пастух с самого Тхаба-Ерды.

Магомед Сайдулаев закрыл глаза и тихо прошептал:

– Кровавый шакал, как он мог это сделать? Своих стариков у него нет что ли?

– Откуда ты это знаешь? Кто-то приходит к тебе? – насторожился Кузьма.

– Вести сами приходят, за ними ходить никуда не надо! Здесь недалеко есть еще пастбище из соседнего селения. Их пастух Mансур вчера сказал. Он старше меня на десять лет. Еще при царе родился, а его дед воевал с русскими. Я ходил к нему за солью.

Солнце начало потихоньку склоняться вниз и показывать тенденцию скрыться за далекими горами. Кровавое небо светилось красными сполохами далеко на Востоке, и старик предложил Кузьме и его отряду переночевать у него на пастбище.

– Все равно по горам ходить в темноте – ноги переломаете. Да и те, кого вы ищите, тоже остановятся на ночлег. А женщинам в ауле – ты прав, лучше не видеть вас и ничего не знать о вас.

Кузьма подумал, согласился и молча кивнул головой.

Они вечером стояли со стариком на краю обрыва над ущельем, по которому неслась бурная Галайхи, а внизу на ее берегу стояли древние полуразрушенные башни аула Геши.

– Вон моя родовая башня! – сказал Ширвани, показывая рукой на одну из башен, стоявшую на склоне. – Мой прапрадед Хамзат Гарсов там три недели держал оборону и не пропускал назрановцев из Ассовского ущелья в набег на наши аулы. Убили его, но своих он спас!

Кузьма промолчал. Вид открывался, действительно, изумительный. Солнце уже заходило за горизонт и в его косых лучах отражались вершины гор, а за ними еще и еще, а дальше снеговые вершины, видимо, уже Грузии.

– Красиво у вас здесь! – сказал медленно Кузьма, наслаждаясь высотным разряженным чистым воздухом.

– Красиво, вот поэтому я отсюда и не уезжаю, – ответил Ширвани, – пойдем спать, а то завтра, небось, с первыми лучами солнца уйдешь искать своих друзей и врагов!

– Своих мне освободить надо! Своих нельзя бросать!

– Это ты верно сказал, даже своих мертвых бросать нельзя. Законы у нас такие. А вот у вас, видимо, не