Курортный сезон - Роман Валерьевич Злотников

— Был кто-нибудь?

Главврач замялся:

— Знаете ли, обстановка сейчас, сами понимаете, — но, заметив, что Васильев еще больше потемнел, торопливо закончил:

— Я позвонил в район, там работает группа из Прокуратуры Союза, так что должны быть с минуты на минуту.

Васильев опять кивнул и повернулся, чтобы уходить.

— Товарищ офицер!

Главврач протягивал ему какую-то бумажку.

Замполит удивленно посмотрел на главврача.

— У вашего офицера было заткнуто за гимнастерку.

Васильев взял протянутую бумажку и медленно развернул. На половинке тетрадного листка было коряво написано: «Так будет со всяким оккупантом на нашей земле. Патриоты».

Васильев отшатнулся как от удара и медленно поднял глаза на главврача.

— Значит, он оккупант, — едва сдерживаясь, сказал Васильев и ткнул пальцем в сторону палаты. — И они оккупанты? — он мотнул головой в сторону стоящих поодаль солдат. — И я оккупант? Мы… С каждого вызова мы привозим сюда бойцов с переломанными руками, ногами, выбитыми зубами, мы таскаем по селам продукты, вывозим больных, а ребята второй месяц едят тушенку с макаронами и родным пишут, что служат в Крыму или Одессе, мы остановили цистерну с бензином, которую «патриоты» везли, чтобы жечь ваши дома, мы…

— Но это же не я писал, — чуть не плача, воскликнул главврач.

Васильев шумно выдохнул и, мотнув головой, вышел на улицу.

* * *

ПОКА ЗАМПОЛИТ был в больнице у Стрельчука, в школу кто-то позвонил и стал нудно расспрашивать о происшествии.

Сельджуков не выдержал и со всевозможными выражениями высказал все, что думал об окружающем мире и конкретно о говорившем по телефону. И вскоре в управление пришел местный лидер «комитета» и передал магнитофонную пленку с записью беседы, да еще добавил: «Вот так наши „защитники“ разговаривают с народом, мы возмущены и постараемся, чтобы об этом узнали как можно больше наших граждан».

А через день в роту приехал начальник штаба батальона и передал приказ комбата: прибыть на партбюро ротному и замполиту, сам он в их отсутствие оставался в роте.

На заседании партбюро присутствовали ответственный секретарь парткомиссми майор Махтимагомедов и начальник политотдела подполковник Штейман. Сельджуков зло поблескивал глазами и про себя хорохорился, а Васильева поразил Махтимагомедов: толстенький, румяный дагестанец, балагур и весельчак, он превратился в изможденного старика, кожа собралась в морщины и приобрела какой-то землистый оттенок. У себя в роте они с Сельджуковым частенько вспоминали полковых «бюрократов», которые крайне редко выбирались в единственную в полку отдельно дислоцированную роту, но, увидев Махтимагомедова, Васильев невольно застыдился тех своих прежних излияний.

Партбюро началось бурно. Сельджуков проявил свой восточный характер, Штейман его осаживал, Васильев понемногу раскрывал предысторию такой несдержанности ротного, и мало-помалу разговор начал переходить с конкретного случая на общую ситуацию.

— Нет, вот вы скажите, товарищ подполковник, оккупант я или нет? Где мы сейчас находимся? В своей стране или нас с ханского плеча забросили в тыл врага?

— Вы вот что, — Штейман поднялся и начал тереть ладонь о ладонь — он всегда так делал, когда волновался. — Вы — не надо так. Враг, тыл… По существу не только мы, но и оба эти народа сейчас так рассуждают, врагов ищут. А им бы на себя посмотреть!.. И вам, товарищ капитан. Вы дали в руки экстремистам бесценный подарок, завтра ваши… «выражения» разойдутся тысячными тиражами. Вот вы бы сами что подумали о человеке, да еще офицере, командире, так отозвавшемся о людях, на земле которых он служит и живет?

— Но вы же знаете, в чем было дело!

— Я — да, но вы объясните это целой республике?

Сельджуков поник. Штейман посмотрел на него, вздохнул и закончил:

— Здесь мы каждое мгновение сдаем экзамен на то, чтобы остаться людьми, офицерами, помните об этом.

Сельджукову вкатили строгача.

* * *

ПОДНЯЛИ поздно вечером. Они шли в колонне батальона. Марш продолжался всю ночь, и к четырем утра машины влетели на окраину небольшого города. Было еще темно, но город не спал.

Полыхало пламя, слышались крики, шум. Комбат разъяснил: в городе погромы, батальон будет принимать под охрану объекты. Роте была поставлена задача выйти на площадь, где толпа жгла машины, грабила магазины.

Двигались полубегом. За очередным поворотом стали видны отблески горевших на площади легковушек и темный завал поперек улицы. Толпы как таковой не было, кучки людей перебегали площадь из конца в конец и вливались в темные массы у разбитых витрин магазинов; видимо, там для собравшихся на площади было более интересно, чем у жиденького недостроенного завала.

Увидев солдат, люди на площади закричали, зашумели, кто-то рванул в переулок, но основная масса начала сбегаться к человеку, взобравшемуся на обгоревший остов «Жигулей».

Рота броском преодолела завал и у входа на площадь стала разворачиваться в боевой порядок.

Толпа на площади становилась все больше. «Сотни четыре», — прикинул Васильев.

О щиты застучали камни.

— Даю себе установку, — сказал Сельджуков, обращаясь к замполиту. — Все, кто здесь собрался, — заблудшие овечки, все хорошие, и надо не злиться, а улыбаться… Так, а?

Васильев грустно улыбнулся.

Камнепад усилился. Стена щитов шевельнулась и отвердела.

Мужчина, уже слезший со сгоревших «Жигулей», что-то прокричал. Толпа ответила ревом, и новый град камней, палок, бутылок полетел в солдат. Васильев медленно пошел вдоль шеренги, внимательно наблюдая за мужчиной через просветы между поднятыми щитами, а тот сердито кричал и размахивал руками. Долетали обрывки фраз: «Оккупанты… Бить их… наша земля…» Васильев медленно подошел к месту в шеренге напротив него и пронзительно свистнул. Спины в бронежилетах в мгновение ока расступились, выскочившая из-за шеренги группа захвата разметала столпившихся около мужчины крепких парней, и, прикрываясь щитами, уволокла мужчину внутрь строя.

— Хватит, наорался, — удовлетворенно хмыкнул Сельджуков и, переждав последовавший затем взрыв града камней и палок, передвинул роту на четыре шага вперед.

Лишившись вожака, толпа стала понемногу редеть.

Замполит еще пару раз вытягивал из толпы особо ретивых крикунов, и Сельджуков, подбежав к разгоряченной группе захвата, уже удовлетворенно похлопывал Васильева по плечу: «Еще полчасика — и разойдутся».

Но тут случилось непредвиденное.

На площадь вылетела белая «Волга», из нее выскочили крепкие ребята, все в «коже», а вслед за собой вытащили двух девчушек лет по тринадцать-пятнадцать. Уже рассвело, и были видны их руки, перетянутые проволокой.

Один из парней поднял мегафон:

— Солдаты, офицеры! Вы совершаете страшную ошибку, захватив честных и невинных людей. Но мы готовы дать вам шанс искупить вину перед нашей нацией!

Над площадью повисла звенящая тишина, никто не кричал, не бросал камней и бутылок. Парень с мегафоном самодовольно улыбнулся такому вниманию и, взяв мегафон покрепче, продолжил:

— Отпустите истинных героев, и мы разойдемся. Иначе сейчас