Курортный сезон - Роман Валерьевич Злотников

Роман ЗЛОТНИКОВ

Курортный сезон

РАССКАЗ

«Курортный сезон» — первая и, на наш взгляд, удачная попытка капитана Романа Злотникова заявить о себе как о литераторе. Как офицер, политработник он уже состоялся: научился понимать людей, сопереживать им. Эти качества автора видны и в его творчестве.

* * *

ДОЛГО ехали по отвратительной дороге. Машину изрядно трясло, прежде чем она наконец-то остановилась. Хлопнула дверца, полог отдернулся, опустился задний борт, и резкий голос капитана Сельджукова скомандовал: «К машине».

Старший лейтенант Васильев спрыгнул с кузова и подошел к ротному.

Сельджуков стоял посреди просторного школьного двора и мрачно смотрел на высокое трехэтажное здание. Кивнул Васильеву.

— Дали нам дворец с ханского плеча. Ну, что скажешь, замполит?

Васильев усмехнулся:

— Ничего, эмир, не на год приехали.

— Как знать.

— Да ну, скоро все образуется. И потом, никто нас надолго в школе не оставит: детям же учиться надо.

Сельджуков с сомнением покачал головой:

— Посмотрим. А пока начнем размещаться. Офицеры, ко мне.

Подбежали командиры взводов.

Ротный окинул взглядом их крепкие фигуры.

— Оружие сложить в углу двора. Стрельчук, выделите отделение на охрану, остальной личный состав — на разгрузку имущества, складывать у левого подъезда. Старшина!

— Я, — из глубины кузова вынырнуло лицо прапорщика Ергенова.

— Мы с замполитом пройдем по школе, организуй разгрузку.

— Понял, — и старшина растворился в недрах кузова, заваленного имуществом.

Внутри школы, вопреки ожиданиям, особого разгрома не было. Так, несколько сломанных стульев в одном классе, осколки разбитой люстры — в другом, выбитое стекло — в третьем. Через пустые рамы был виден двор школы, деревья в саду, дорога, село, горы, выбеленные ослепительным солнечным светом. Большие темные машины, фигуры солдат внизу казались неестественно чужими на фоне этой картины.

* * *

СОЛДАТЫ затаскивали внутрь класса кровати и расставляли их длинными рядами. Васильев возился с динамиком. У обшарпанных планшетов с поблекшими призывами задумчиво стоял высокий старший сержант. Замполит засунул в карман плоскогубцы и подошел поближе.

— О чем задумались, Вилде?

Сержант встрепенулся:

— Да так, — и, секунду помолчав, добавил: — Вот, смотрите.

Из плаката «15 республик — 15 сестер» были выдраны флаг и герб республики.

— Странно просто, товарищ старший лейтенант, жили они себе жили, если и ссорились, так только тогда, когда «Арарат» с «Нефтчи» играл, и вдруг… Значит, не было никакой дружбы народов?

В проеме двери возник капитан Сельджуков.

— Старший сержант Вилде, почему комната для хранения оружия до сих пор не опечатана?

— Пластилина нет, товарищ капитан.

— У меня что, пластилиновый завод в кармане, или ты ждешь, что тебе кто-то его поднесет с ханского плеча?

— Понял, — Вилде убежал.

По коридору прогрохали сапоги, и в проеме двери показался радист:

— Товарищ капитан, в квадрате 447 собралась толпа, многие вооружены; «122» приказал выехать на место, разобраться в обстановке.

— Тэк-с, началось. Замполит, остаешься здесь! Первый, второй взвод — к машинам.

Последние слова капитан Сельджуков произнес уже в коридоре, на ходу застегивая портупею.

Через считанные минуты «Зилы», натужно ревя моторами, умчались по серой ленте дороги.

Васильев вышел во двор. В коридоре разлилась огромная лужа. Солдатик в мокрой форме неумело возил по ней тряпкой, пытаясь собрать воду в стоящий рядом таз.

— Пущин, в чем дело?

Солдатик неуклюже вскочил и, растопырив мокрые и грязные руки, заморгал глазами. Тощая шея в великоватом воротнике гимнастерки казалась еще тоньше и прозрачней.

— Почему мокрый, Пушин?

Тот как-то по-домашнему почесал ухо о погон и, вздохнув, начал:

— Я шел, а тут «В ружье», а у меня таз, а они вниз, а я ж дневальный, а они… Ну, и уронил.

— На себя?

Пушин кивнул и шмыгнул носом.

— Ясно, — вздохнул замполит. — Беги к старшине, возьмешь подменку и переоденешься.

— Есть! — Пушин рванулся к лестнице, но потом, вспомнив о луже, остановился и посмотрел на замполита.

— Беги, беги — уберут.

Васильев задумчиво посмотрел вслед Путину. Пробивная мамаша, обив не один десяток порогов, устроила-таки сына в Москве, в двух кварталах от дома, и каждое воскресенье таскала ему здоровенные баулы с продуктами… Каково-то ей теперь, когда сын за тысячи километров от дома?

Пушин был неплохим, но уж больно несамостоятельным. Ни нитку в иголку вдеть, ни сапоги почистить. Первое время даже не умывался — холодной воды боялся. Как он жить дальше собирался без мамы, без папы — один бог знает.

Сельджуков вернулся через два часа злой как черт.

Васильев издалека услышал рев машин и выскочил во двор. Командир молча махнул рукой и со всего размаха засветил сапогом по камешку. Гремя щитами, выбирались из машин солдаты.

— Звонил какой-то кретин, если не сказать хуже. Какая там толпа?! Стоит человек сорок. В основном старики и пацаны, у стариков посохи — вот и все оружие.

Васильев удивленно покачал головой.

— А из-за чего собрались-то?

— Да какой-то умник поставил милицейский пикет на дороге с приказом не пропускать частные машины. А здесь у каждого сад, урожай, и ни на рынок, ни в заготконтору не вывезти, вот они и пришли узнать, в чем дело.

— И что, для того, чтобы все это выяснить, необходимы были две машины солдат?

— Не нашего ума это дело, замполит, — отозвался Сельджуков и, помолчав, добавил: — Хотя я и сам то же подумал.

К ротному подбежал лейтенант Стрельчук:

— Товарищ капитан, разрешите на почту смотаться.

Сельджуков удивленно воззрился на подчиненного.

— Лейтенант! У тебя люди не устроены, ванны под умывальники не установлены, оружие не вычищено. Дальше продолжать?

— Да я…

— Все! Кругом, бегом марш, — и, кивнув на удаляющегося офицера, сказал Васильеву: — Видал, работничек, не успели устроиться, а он маме звонить.

— Жена у него вот-вот родит, — заступился замполит.

Сельджуков пожевал губами, подумал и направился к лестнице, на ходу бросив:

— Всем офицерам и старшине в канцелярию, — и чуть погодя: — Стрельчука попозже сам отпустишь, только чтобы я не знал.

* * *

ОНИ УСПЕЛИ в последнюю минуту. Когда три «Зила» вылетели на пригорок и рванули вниз по прямой как стрела дороге, около десятка открытых бортовых машин были уже пусты, а два «пазика» выпускали из своего чрева последних пассажиров.

Толпа около машин насчитывала сотни три здоровых мужчин, вооруженных палками, металлическими прутьями. Подогревая себя криками, она уже двинулась в сторону маленькой аккуратненькой деревушки, у крайних заборов которой тоже стояла толпа и тоже с палками и прутьями, но