Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны - Коллектив авторов

имеет человеческий облик, равно. Горе тому, кто забывает об этом»[267]. Тем самым обосновывалось то, что расизм в своем практическом выражении имеет все основания принять форму геноцида в отношении советского народа, бесчеловечной и варварской войны на его уничтожение.

«Моя миссия, если мне удастся, уничтожить славян, заявил фюрер румынскому министру И. Антонеску. В будущей Европе должны быть две расы: германская и латинская. Эти две расы должны сообща работать в России для того, чтобы уменьшить количество славян. К России нельзя подходить с юридическими или политическими формулировками, так как русский вопрос гораздо опаснее, чем это кажется, и мы должны применять колонизаторские и биологические средства для уничтожения славян»[268]. К этой идее Гитлер возвращался неоднократно в поисках путей ее решения. Еще в 1935 г. в беседе с Г. Раушнингом Гитлер следующим образом высказывался о «технике истребления населения» на Востоке: «Наш долг – истребить население… миллионы представителей неполноценной расы, которые плодятся, как паразиты… Есть много способов добиться систематического и относительно безболезненного, во всяком случае без большого кровопролития, умерщвления нежелательного племени»[269]. Вот еще одно его высказывание: «Перед нами стоит только одна задача осуществить германизацию путем ввоза немцев, а с коренным населением обойтись, как с индейцами… Нам придется прочесывать территорию, квадратный километр за квадратным километром, и постоянно вешать! Это будет настоящая индейская война…»[270].

Тридцать миллионов подлежащих уничтожению советских граждан – такими, согласно показаниям обергруппенфюрера фон Бах-Зелевски, были поставленные перед рейхсфюрером СС «специальные задачи»[271]. Г. Гиммлер, главный «уполномоченный» по практическому решению расового вопроса, заявлял: «живут ли другие народы в изобилии или дохнут от голода, интересует меня лишь в той степени, в какой мы нуждаемся в рабах для поддержания нашей культуры… Мы, немцы, единственные в мире, кто хорошо относится к животным. Мы будем прилично относиться и к этим людям-зверям. Однако было бы преступлением перед собственной кровью заботиться о них и внушать им какие бы то ни было идеалы и тем самым еще больше затруднять нашим детям и внукам обращение с ними»[272]. Уже после начала войны против СССР Г. Геринг в ноябре 1941 г. приоткрыл завесу относительно планов Берлина, касающихся советского народа, заявив итальянскому министру иностранных дел Дж. Чиано: «В этом году в России умрет от голода от 20 до 30 млн человек. Может быть, даже хорошо, что так произойдет, ведь некоторые народы необходимо сокращать»[273].

Планомерное уничтожение славянских народов Восточной Европы и колонизация их земель были рассчитаны на длительное время. «Если Третья империя должна существовать тысячи лет, – писал один из руководителей Восточного министерства, – то наши планы должны быть разработаны на целые поколения. А это означает, что расово-биологическая идея должна иметь решающее значение в будущей немецкой политике»[274].

Расовая теория, обосновывая право «высшей» (германской) нации повелевать «низшими» (славянскими и другими), нашла благодатную почву в общественном сознании германского общества межвоенного периода. Отразив в концентрированном виде националистические чувства и предрассудки немцев, уязвленных поражением в Первой мировой войне, расовые «мантры» смогли преодолеть противостоящие ей другие идеологические концепты (в том числе марксистский), поскольку во многом отвечала социальным ожиданиям и предрассудкам значительной части германского населения. Для немцев, как оказалось, расовая теория обладала важным компенсационным эффектом, позволявшим даже маргинальным слоям в германском обществе ощущать себя существами высшего порядка по сравнению с представителями других рас и народов, которым не повезло родиться в «привилегированной» расе.

Неполноценная раса – в данном случае русские и славяне – лишались права иметь свою государственность. «У славян вообще, – заявлял А. Гитлер, – отсутствует всякая способность в какой-либо организаторской деятельности. Они не обладают никакой государствообразующей и созидательной силой»[275]. Вскоре после вторжения вооруженных сил нацистской Германии на советскую территорию фюрер поведал узкому кругу своих приближенных, что его основная цель в войне против СССР – лишить восточные народы «какой бы то ни было формы государственной организации и в соответствии с этим держать их на возможно более низком уровне культуры». «Наш руководящий принцип, – говорил он, – должен заключаться в том, что эти народы имеют одно-единственное оправдание своего существования – быть полезными для нас в экономическом отношении»[276].

В сознание немцам настойчиво внедрялась идея о том, что в то время как им, представителям высшей расы, катастрофически не хватало земель для развития, на Востоке огромное, насыщенное ресурсами, пространство, незаслуженно занимали «недочеловеки», в основном славяне – поляки, русские, украинцы, белорусы[277], уделом которых должно быть лишь одно – услужение высшей германской расе. Агрессия против Советского Союза в этом должна была восстановить «историческую» справедливость.

Значительный вклад в обоснование объективной необходимости территориальной экспансии нацистской Германии внесли немецкие геополитики, в частности, К. Хаусхофер, основатель Немецкого института геополитики (1922), учредитель и главный редактор выходившего в 1924–1944 гг. журнала «Геополитика» (позднее – «Геополитического журнала»). Придерживаясь в целом концепции «жизненного пространства», предложенной Ф. Ратцелем, он не ограничивался «реанимированием» проекта «Срединной Европы», а значительно расширил зону территориальных притязаний Германии, выдвинув идею так называемых панрегионов – больших пространств, разделяющих мир по меридиональному принципу и основанных на балансе сил и разделе сфер влияния. Объединенный в политическом отношении панидеей (единым политико-идеологическим конструктом, опирающимся на военную силу), панрегион в экономическом отношении должен был представлять собой самодостаточное пространство. Германии предстояло стать центром одного из панрегионов, объединяя Европу, Ближний Восток и Африку, что предполагало поглощение более слабых государств, не имеющих возможности проводить самостоятельную внешнюю политику.

В свою очередь, юрист и политолог К. Шмитт предложил свое видение европейского «большого пространства», где, как и в хаусхоферском панрегионе, ведущая роль отводилась Германии. Вместе с тем К. Шмитт относился сдержанно к идее насильственного способа формирования европейского «большого пространства», предпочитая более органичный, политико-экономический путь ее конструирования. Тем не менее его доктрина стала дополнительным аргументом в пользу возобновления активной борьбы за «жизненное пространство»[278]. Что касается рядового обывателя, то своей внешней логичностью и четкостью изложения аргументы идеологов геополитики лишний раз убеждали обывателя в необходимости завоевательной политики, пропагандируемой нацистами.

Особое место во внешнеполитических приоритетах нацистской партии отводилось СССР, богатому ресурсами и обширными территориями. В книге «Моя борьба» А. Гитлер констатировал: «Мы, наконец, завершаем колониальную политику… и переходим к территориальной политике будущего. И если мы сегодня говорим о новых землях в Европе, то думаем в первую очередь только о России и подвластных ей окраинных государствах»[279]. Во «Второй книге» (написанной в 1928 г. и не получившей, по политическим соображениям, такой распространенности, как «Майн кампф») отдельная глава также