Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

меня было много таких бесед – и на Кабо-Верде, и в Анголе, с этими португальскими ребятами, которые там остались, в ВМФ, и которые мне доказывали, что мы неправы, что мы начинаем войны. Я был до мозга костей патриотом. Я был секретарем комсомольской организации, командиром группы. Патриотизм этот впитал, наверное, с молоком матери. Хотя его особо никто и не воспитывал – он просто во мне сидел. Вот этот патриотизм – плюс романтизм – и составили мой характер.

Конечно, никогда бы я никуда не убежал – в смысле за границу. Хотя шансов убежать, особенно на сирийском фронте, было множество! Когда мы остались вдвоем против батальона танков и пехоты. И то – советник ретировался, а я остался один, что хочешь, то со мной и делай. И первая мысль: если я сейчас побегу, то когда я прибегу к своим, что мне скажут? «Испугался, в штаны наложил? Ты кто, ты не русский человек?]» Следующая мысль: что скажет мне моя мать, отец, как мне жена посмотрит в глаза? Что скажут мои товарищи: что, Санёк, струсил, да, убежал?! Вот что было на первом месте. Романтизм где-то там, и на первом месте: что обо мне скажут на Родине, как будут судить о моих поступках? А вот ощущения, что я герой и могу тут «что-то такое» сделать, особенно напоказ – этого у меня не было.

Патриотизм – он был характерен не только для меня, а практически для всего нашего поколения. И этот патриотизм, думаю, сидит в нас и сейчас, и если я попаду в какую-нибудь критическую ситуацию – то еще не знаю, как я себя поведу, до какой степени дойдет мой патриотизм. Тем более что в нынешнее время понятие «патриотизм» очень сильно размыто, сейчас в чести больше шкурнические интересы. Но все равно, могу сказать: «Я принадлежу вот к такой нации, русской!» Вот такой у меня был и остается симбиоз патриотизма и романтизма!

– А ангольцы вообще хотели учиться воевать за свою страну?

– Те португальские колонии, что находятся на Африканском континенте, Ангола, Мозамбик, в частности – это совершенно особенный мир. Можно рассуждать так: климат – жара, все растет на деревьях, деревья хлебные, бананы, ананасы, все, что хочешь, только срывай. И не надо ничего делать! Не надо даже одеваться, потому что жара, одежды минимум, в одной рубашке можно десять лет ходить, пока она не разорвется. Сама природа подразумевает ничегонеделание! Мы сами, когда служили в Гвинее-Бисау, с полудня до половины пятого вечера лежали в бассейне.

Поэтому это естественно, что местные жители не хотят работать. Самая большая занятость – в сфере обслуживания. Или еще лучше – на подхвате где-нибудь, принеси – подай. Мозги просто больше ни на что не настроены, тем более на серьезный лад, на то, чтобы работать. Сфера обслуживания – максимум. Возможно, это звучит не политкорректно, но это именно так.

Самое интересное – что они сами это понимают. И приглашают тех, кто умеет руководить, для которых руководство, управление – это некий драйв. У них самих просто мозги на это не повернуты – так что же сделать?

И мы, когда готовили ангольцев к войне, сталкивались с таким же отношением. Даже потом, когда уже организовались фронты, бригады. Я не беру единичные случаи, когда ответственный храбрый командир плевал на свою бригаду и сам шел в бой! И у ангольцев были такие герои, и у арабов. А большинство – говори ему, не говори, бесполезно. Сама система советников – подготовки кадров – была эффективна только тогда, когда говоришь подсоветному: ставь сюда, нажимай сюда, заряжай так, поворачивай туда, нажимай теперь сюда и будет то-то. Как только наши отойдут в сторону – все расслабились, курить сели. А, где, что, в бой? Нет постов? Ну ладно, нет постов – и нет постов, Бог с ними. Вот такое у большинства было отношение. Куда дежурный пропал? Да к себе в племя пошел, с автоматом, ему к матери нужно срочно. Дисциплины в Африке не может быть по определению. Там может быть только полный хаос – так климатом заведено. Хаос во всем. Пойдет ливень – надо спрятаться под большим листом. Куда надо пойти? Да куда-нибудь, куда понесет.

Если рассуждать с точки зрения астрологии, то Африка находится под знаком Луны. Луна – это подсознание. Как ударит в подсознание что-нибудь – он туда пошел, и то сделал. Воевать? Какое «воевать», домой пойду. Так ведь Родина в опасности! Какая еще Родина? Наемники вот уже, колонна идет! Раз – и разбежались все. Поэтому еще раз повторю: если бы не кубинцы, если бы не их решимость отстоять Луанду, мы улетели бы оттуда на второй день со свистом.

А чувства страха – ну не было. Сколько пытался припомнить что-то такое, особенно на сирийском фронте – ну не было. Более того, я как мальчишка во время бомбежек выбегал из укрытия и стрелял по самолетам, которые нас бомбили, из автомата. Мне кричат оттуда: Санек, ты чего, с ума сошел, прячься, беги! А я стреляю и думаю: а вдруг собью! Все врассыпную – а я по самолетам стреляю.

– Как Вы возвращались назад, в СССР?

– Очень интересно. Во-первых, мне, как и моим товарищам, нужно было заканчивать учебу. Я шесть лет провел в ВИИЯ, и только около трех я непосредственно учился, все остальное время мотался по командировкам. И естественно, когда зашел разговор, оставлять нас в Луанде или отзывать назад, в СССР, кто-то из нашего начальства вмешался: а когда они учебу заканчивать будут? Скоро бороды у всех вырастут, а они все еще курсанты! Экзамены после очередной командировки сдавали экстерном. Естественно, были пробелы. То есть, в разговорном языке проблем у меня не было, помогала практика. Плюс – учился-то я хорошо, все быстро схватывал. Ну, грамматика там-сям шалила, конечно, приходилось потом догонять. И вот, сказали наверху, видно, что-то вроде «хватит их гонять, пусть они доучатся, получат дипломы, а потом посылайте их, куда хотите». Так нам и постановили – чтобы весной 1976 года мы вернулись в Москву, чтобы нас выпустить, и все. И уже определили, куда нам ехать дальше.

Мы вернулись – в апреле. Быстренько стали готовиться, потом сдавали экзамены выпускные, а уже в августе я уехал в другую страну.

А еще у меня был один отпуск, в Анголе, точнее, должен был быть. Можно сказать, мистический. До этого, со всеми командировками, я не был в отпуске года три, наверное. И мне сказали: собирайся быстро в отпуск, через два часа самолет. Я подпрыгнул: как так, я же собраться должен! А мне: через два часа, хочешь – полетишь, не хочешь – пока. Я побежал собираться, но все равно, мне