Вагнер. Дорога на Бахмут. 300! 30! 3! - Аzнеп

Договорились с Лехой продолжить бить. Приходил так же к ним в домик, только уже в шаговой доступности. У Брезента тогда поселились еще два медика, тоже кашники. Позывные их не помню, но как звали запомнил: Андрюха и Ванька.

Андрюха был старый сиделец, в возрасте около пятидесяти лет, может и больше, высокий, худого телосложения, лысый. Ванька — молодой парнишка, лет двадцати восьми, роста высокого, среднего телосложения, из Омска. Они сразу подружились с Кипишем. Они были именно воповскими медиками и, по первой команде, если где-то на наших позициях трехсотые или двухсотые, выезжали на Лехином уазике.

Кипишу Леха начал бить татуху, параллельно мне — такая спешка была обусловлена тем, что ходили слухи, что Игорька должны были куда-то забрать в другое место. Но по итогу так и не забрали. Он колол на спине красивого ангела войны. У нас ребята из расчета захотели тоже наколоть себе. Долго искали и нашли татухи, связанные именно с артой, и решили сделать одинаковые и на одних и тех же руках. Мы с Олегом над ними ржали тогда: «Ну, вот, если прилетит, хоть не будем париться, кому какую руку положить».

Такие шутки были свойственны в конторе, это своего рода игра со смертью — смеяться ей в лицо. Потому что в других местах, да и сейчас в войсках, если я где-то так шуткану, на меня посмотрят как на ненормального. Это по типу: «Давай, давай, побольше экипировки, шмурдяка бери, если что, когда его задвухсотит, я первый его облутаю».

Не подумайте, это не дикость, это те современные реалии, в которых мы находимся. Всегда было распространено, что кто идет вперед и не боится, ну, или на мужика, тот выживает. Кто хоть немного сдал назад, замешкался — тот либо триста, либо двести.

Потом я прочитал книгу, не помню, как она мне досталась, написанная военным священником, и вот в ней тоже была фраза, которая мне запомнилась надолго: «Бог не любит боязливых». И это правда — да, страшно! Всем страшно, но кто-то идет и борется, а кто-то опускает ручки на радость смерти.

Много было случаев, особенно на данный момент уже вообще не счесть, когда я сам мог стать и двухсотым, и трехсотым, но как-то все, слава богу, обходило стороной. Да, мы все не без греха, а то и наоборот, но какое очищение происходит именно тут! Об этом очень ярко написал епископ Питирим Скопинский и Шацкий в своих очерках, которые после назвал «Луганская рапсодия».

А я просто перестал совершать некоторые поступки и все меньше себя чувствовать «грязным наемником», а больше — православным воином. Но не так просто отойти от некоторых своих привычек, и чем больше углубляешься в веру, тем больше осознаешь и понимаешь, что даже мелкие поступки являются грехом. И вот она начинается — борьба внутри себя. В одном только я никогда не сомневался — в том, что «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»

Тату решились бить Веня и Лукас. Лукаса звали Колян, он был командиром расчета. Высокий парняга лет двадцати восьми, крепкого телосложения. Изначально он не был командиром. В армии же как: старше по званию, по возрасту, значит командир, а есть ли у него мозги, никого не интересует. Поэтому, когда они только приехали, командиром был другой — парень с позывным «Узбек».

Его звали Гриша, он молодой был, лет, может быть, тридцати трех, но выглядел на все пятьдесят. До этого он служил в Росгвардии. Уволился — и тут мобилизация. Я вначале посмотрел на него как на командира, он терялся, не мог достоверно продублировать команды. И мы с Олегом приняли решение его заменить. Нам разрешение их руководства на это не требовалось. И поставили как раз Лукаса, он справлялся с обязанностями и быстро научился «считать». Так вот, они решили, как я говорил ранее, наколоть на одних и тех же руках одну и ту же наколку. Леха им все объяснил, чем будет колоть, предупредил, что жженкой, и тут они отказались, решили купить нормальную краску.

Купили, отдали Слону, пошли колоть. Веня первый начал, наколол за один раз. Было красиво, но, когда через две недели что у него, что у Лукаса с коркой слез и рисунок, мы ржали долго. Краска оказалась некачественной, поэтому так получилось. Леха рассказывал, что Веня весь изнылся, пока тот ему колол.

Средств передвижения у нас особо не было, как сейчас, в плане квадроциклов, кроссовых мотоциклов, да они и не особо нужны были, потому что не было такого количества ФПВ. Что мы делали… Мы находили мотоблоки, запускали их, и почти на каждой позиции они были. А так как наступила резко зима, даже снежком замело, дороги стали скользкими от накатанности больших машин, и нам ничего не оставалось, как обычными стальными цепями обмотать колеса мотоблоков. Мы, как правило, на них ездили до соседних позиций, за продовольствием, когда на уазиках сократили нормы выдачи топлива, либо просто не могли до нас доехать.

Помню — еду я, а мотоблок был тяжело управляемый, и мне нужно сворачивать, а навстречу какая-то машина едет. Начинаю поворачивать, одной рукой машу проезжающим, и у меня на кочке выбивает его из рук, и я не понял, как оказался на земле, а, видимо, газ заел, и я лежу, а он сам по себе круги наматывает.

Пацаны, которые проезжали, наверное, долго смеялись, а мне было стремно. Я этот мотоблок еле поймал и вырубил.

Тем временем приближался мой день рождения. И я подстроил график дежурств так, чтобы два дня меня никто не трогал, а я просто валялся и отсыпался.

Из дома в елях я переселился в подвал, который был сзади дома. Потому что одному в нем было намного теплее и комфортнее. Я пошел и занялся его обустройством. Кипиш мне в этом помог, протянул проводку.

Подвальчик был маленький и уютный, стены его были сделаны из природного камня. Но почему-то цемент был настолько плохой в плане консистенции, как будто это просто песок с глиной, его легко можно было пальцем расковырять. Положили на пол какие-то доски, на ящики из-под снарядов кинули пружинный матрас, в угол поставили печку, слева от себя я уместил тумбочку. Красота!

Так как генератор работал не постоянно, то ближе к вечеру у меня светил обыкновенный свет, а ночью и днем китайская зарядная лампочка, как настольный светодиодный светильник.

И вот настал