Офицерская кровь «бескровной» революции. Февраль – Июль 1917 года - Владимир Виленович Шигин

Война с правительством, таким образом, была начата, но до ее победного конца было еще очень далеко. Впрочем, первый бой матросы выиграли вчистую. После столкновения с Керенским авторитет Центробалта в глазах матросов заметно вырос.

Затем в атаку на правительство ринулся Кронштадт, где матросы не желали довольствоваться вторыми ролями в разыгрываемом грандиозном политическом спектакле. Началось с того, что 13 мая Кронштадский Совет решил, что отныне начальник городской милиции должен выбираться кронштадцами. Тогда же было определено, что по всем вопросам, касающихся города и дислоцируемого в нем флота, Временное правительство должно контактировать исключительно с Советом. Однако 16 мая кронштадцы передумали и залепили Временному правительству еще одну оплеуху, постановив: «По делам государственного значения Совет входит в сношение с Петроградским Советом, кроме этого было решено, что уже не только начальник милиции, а вообще все административные должности в городе замещаются членами исполнительного совета или же ими назначаются.

Реакция была предсказуемой. И Временное правительство, и Петроградский Совет расценили решение кронштадтцев, как акт отложения Кронштадта от России. В прессе заговорили уже о независимой «Кронштадской демократической матросской республике». В печати поднялся большой шум, причем критика была во многом справедлива, так как кронштадтцы действительно перегнули палку в своем революционно-демократическом рвении. Однако эффект получился совсем не такой как ожидали авторы травли Кронштадта. Как и в феврале, Кронштадт стал популярен по всей стране. О нем говорили, спорили, его проклинали, им восхищались, но равнодушных в отношении его не было. Со всей России в Кронштадт потянулись делегации, чтобы лично удостоверится в ситуации «Кронштадтской республики».

Партия эсеров считала, что кронштадтцы зарвались и раскачивают политическую ситуацию в сложный для Отечества момент. Меньшевики в более мягкой форме, но были с ними согласны. Анархисты, разумеется, были только за как можно большую демократию, так как в их представлении последовательная демократизация должна была в конечном итоге привести к полной анархии. Что касается большевиков, то в лице В.И. Ленина война Кронштадта с официальным Петроградом только приветствовалась. Вождь РСДРП (б) рассматривал Кронштадт как детонатор надвигающейся новой революции. Именно в это время, имея в виду Кронштадт, он писал, что «на местах революция зашла дальше, чем в Питере».

Любопытно, что в 1919 году на 6-м съезде РСДРП(б), выступая, один из руководителей кронштадтских большевиков И.П. Флеровского заявил с трибуны, что «знаменитая Кронштадтская резолюция принадлежит не нам, а эсерам». По воспоминаниям Л.Д. Троцкого, Ленин, якобы, говорил ему, что кронштадцы, приняв резолюцию о непризнании Временного правительства, окончательно зарвались, т. е. говорил практически тоже, что и эсеры. При этом Троцкий оценивал отношение Ленина к матросам Кронштадта в данном вопросе, как «суровое». Ряд историков считают, что отрицательно к кронштадтской резолюции В.И.Ленина во многом настроил А.В. Луначарский, который 16 мая в Кронштадтском Совете произносил речь против анархизма и был освистан матросами.

Между тем Временное правительство лихорадочно искало средства воздействия на мятежников. Решено было политически разоружить Кронштадт, раскассировав его главарей по отдаленным гарнизонам. Но это легко было решать в столичных кабинетах, однако никто не подумал, как все будет выглядеть в реальности. 21 мая в Кронштадт выехали председатель Петроградского Совета лидер меньшевиков Н. Чхеидзе и член ЦК партии эсеров А. Гоц. Через день эту бригаду усилили министрами-«социалистами» Скобелевым и Церетели. Прибывшие потребовали от Кронштадтского Совета отменить резолюцию от 16 мая. Однако все закончилось для гостей плачевно. Их почти сразу же выдворили с острова, а матросы обратились с воззванием «К народу всей России», заявив, что кронштадтцы остались на левом фланге великой армии русской революции», что они верят в то, что вскоре вся власть в стране перейдет в руки Советов рабочих, солдатских и матросских депутатов.

Что касается Гельсингфорского Совета, то он полностью поддержал кронштадтцев, отпечатав их воззвание и распространив его среди матросов и солдат. Выразил свою полную поддержку Кронштадту и Центробалт. Таким образом, весь Балтийский флот фактически публично заявил о совсем неповиновении Временному правительству, как правительству, которое не проводит никаких реальных демократических реформ. Что касается самих кронштадтцев, то они вовсе не собирались отсиживаться на острове, а сразу же направили во все военно-морские базы флота и армейские части своих агитаторов. В составе делегаций были, по большей части, большевики левые эсеры и анархисты: мичман Ф.Ф. Раскольников, матросы Н.Ф. Измайлов, И. Колбин, С. Семенов, Н. Баранов и т. д.

Хуже всего приняли посланцев Кронштадта в Ревеле, где местные правые эсеры и меньшевики были весьма популярны, и тамошние матросы поддерживали правительство. Впрочем, и в Ревеле, в конечном счете, все закончилось достаточно мирно и дружелюбно.

Но и правительство не собиралось так легко сдаваться. И ответный ход вскоре последовал. Для приведения в чувство балтийцев решено было использовать законопослушных черноморцев, среди которых в тот момент преобладали правоэсеровские и меньшевистские настроения.

* * *

Следующим этапом борьбы за влияние на матросов должен был стать 1-й съезд моряков Балтийского флота. Решение о проведении общебалтийского съезда было принято 2 мая 1917 года. Это было инициативой Центробалта. В результате съезда «центробалтовцы» хотели упрочить свои позиции на флоте и стать полноценным руководящим органом флота.

Драка на съезде предстояла нешуточная. Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «На съезде придется выдержать неравный бой: против маленькой группы большевиков будут выступать ревельцы, представители коалиционного правительства, заместитель военного и, морского министра ставленник Керенского Лебедев, делегация черноморцев во главе с лейтенантом Вербовым и лжематросом Баткиным, с ними же комиссар Керенского Онипко и враждующие соседи – Гельсингфорсский Совет. Антонов-Овсеенко подбадривает. С ним мы разработали тактику нашей группы во время съезда и мероприятия для обработки делегатов. Решено прибывающих делегатов из Ревеля разместить в общежитии вместе с кронштадтцами и поручить кронштадтцам обработку ревельцев. К выступлению Лебедева пропустить побольше матросов с «Республики» и «Петропавловска» и в нужный момент сорвать его речь. Черноморцам не давать решающего голоса».

Из воспоминаний матроса-большевика Н.А. Ховрина: «Черноморская делегация произвела на петроградскую буржуазию сильное впечатление. Разбив на четыре группы, ее направили в Кронштадт, Гельсингфорс, Ревель и в воинские части Северного фронта. В Кронштадте и у нас призывы черноморцев не встретили отклика. Член одной из этих групп некий Фельдман (один из вожаков мятежа на броненосце «Потемкин» в 1905 г. – В.Ш.) опубликовал в петроградской буржуазной газете ругательную статью о Балтийском флоте. В ней он доказывал, что на кораблях упала дисциплина, ослабла их боеспособность. Это печатное выступление вызвало у балтийцев негодование. Делегаты-черноморцы вынуждены были опубликовать в «Волне» (газета большевиков в Гельсингфорсе – В.Ш.) заявление